На работу – как домой. Как фельдшер Людмила Алюнина помогает корочанцам

Ради мамы

«Моя мама болела сердечной астмой, я не могла ничего сделать, но хотела помочь ей хотя бы вдохнуть воздуха. В селе был очень хороший фельдшер, молодая девушка, её работа произвела на меня впечатление. Во время визитов медика я всегда находилась неподалёку, смотрела, что она делает и как. Когда училась в девятом классе, фельдшера в селе уже не было, она погибла, и я сама ставила маме внутривенные уколы. У неё нигде не было видно вен, только на кистях, приходилось туда колоть. Я не боялась, потому что очень хотела ей помочь».

В Хабаровске набора на фельдшера в училищах не было, пришлось ехать после 10-го класса в Еврейскую автономную область. Дорога только на поезде занимала 10 часов, поэтому я уезжала на полгода. После окончания учёбы обещали направить в родное село, чтобы я могла помогать маме. Но место заняли, а меня распределили в село в 12 километрах от дома. Я переехала туда, потому что добираться было трудно, а людей я бросить не могла. В это же время брала ночные смены на скорой – так появлялась возможность попасть к маме на вызов и хоть ненадолго повидать её.

Селяне не отталкивали

Когда мамы не стало, познакомилась с парнем из Белгородской области, вышла замуж и уехала с ним в Заячье. Жизнь у нас не сложилась, но я осталась в селе. Когда приехала, мне было 20 лет. Приняли хорошо, никто не отталкивал. В медпункте уже работала фельдшер, а меня временно взяли акушеркой. Уехав на другой конец России, я тосковала по дому, поэтому окунулась в работу. Когда фельдшер ушла на пенсию, я заняла её место.

Население тогда было более не­грамотное, даже молодые. Сейчас молодёжь по‑другому относится к своему здоровью, беременные все стоят на учёте, приходят, не скрывают и радуются положению. А раньше беременность прятали даже замужние. Я и сама такая была, платье шила просторное, чтобы ничего не было видно. Это поведение из поколения в поколение передавалось.

На приёмы беременные не приходили, бывало, от местных узнавала. Шла к молодой маме и мягко пыталась выяснить её самочувствие. Много времени тратила на беседы. Неблагополучные матери и на уговоры не шли, они не боялись медицины, выпивали.

Летом на веранде

Потом в село приехали турки-месхетинцы вместе с детьми, для них наша медицина ничего не значила, держались ото всех в стороне. Я им объясняла, что у нас свои законы, надо соблюдать правила. Они постепенно привыкали, но с беременностью всё равно было много проблем.

Летом на веранде медпункта кушетка стояла для ожидающих в очереди, и я однажды прямо там стремительные роды приняла. У нас же ни машин, ни телефонов не было. Девушка пришла, сказала, что живот болит, думала, отравилась. Турки замуж отдают рано – девочки многого не понимают. Ребёнок родился здоровым. Хорошо, что в медпункте была укладка с ножницами, пелёнкой и акушерским набором.

На кухне и в уазике

Другая девушка родила у меня дома, прямо на кухне. Я ходила за ней, просила на приём прийти, на УЗИ съездить, она обещала, но не делала. Когда живот заболел, девушка восемь километров до моего дома ночью шла пешком – из Новой Слободки в Заячье. Я её в дом завела, на кухню, чтобы посмотреть, а она рожать начала. Укладка на работе осталась, использовали всё, что было под руками. Водкой обработала ножницы, руки, вместо пелёнки принесла чистую простынь, полотенце. Условия нестерильные, но ребёнок родился и вырос здоровым, не болел ничем серьёзно.

Ещё одна в уазике родила. Она была неблагополучная, любила выпить. Ко мне её сын прибежал, сказал, что мать пошла в лог, удушит ребёнка. Я знала, что женщина беременна, отвозила её в корочанскую больницу, а та сбегала. В этот раз мы её выловили, они с мужем уже были пьяные. Посадили обоих в машину, что в сельсовете дали. Доехали до Алексеевки, а она начала рожать. Кругом темно, фонарей не было, около 11 вечера. В машине включила тусклый свет и так принимала роды. С собой я взяла укладку, но пелёнка в наборе одна, а на улице холодно. Тогда курт­ку с мужа её стянула, чтобы малыша укутать.

Знаю всех детей, которых принимала, кто и чем болел, помню их даты рождения. С некоторыми встречаемся, все живы и здоровы. Девочка из уазика учится в Белгороде. Она, конечно, меня не помнит, а я смотрю и думаю: «Уже такая большая девчушка». Хорошо, что сейчас молодёжь грамотная и денежное вознаграждение дают, если встаёшь на учёт до 12 недель.

Стало легче

У нас тогда были многоразовые шприцы, их кипятили, чистили. Налёт образовывался сильный от воды. Работали с семи утра до восьми вечера, потому что трактористы и доярки шли утром на работу или обратно, могли зайти. Потом постепенно сократили рабочее время. Сейчас намного легче работать, снабдили всем: есть весы взрослые и детские, ростомер, таблица для проверки зрения, шины для детей и взрослых, кислородная установка, аптечка первой необходимости, холодильник для вакцины, термоконтейнеры и рециркуляторы для обеззараживания.

Работаю с 8:00 и до 15:00, езжу на вызовы и на месте провожу п­риём. Вызов – это святое, никак нельзя не сходить к человеку. Но график ненормированный, иногда домой приходят за помощью, звонят. У меня с собой всегда чемодан со всем необходимым для первой помощи. На приёме в среднем 10–12 человек в амбулатории, на процедуры ходят столько же. Назначения делаем, берём кровь и другие анализы, мазки на ковид, прививки ставим, даже продать лекарство могу на месте, есть небольшая аптека в ФАПе и кассовый аппарат.

Людей и животных

Селяне чаще страдают от гипертонической болезни, суставных заболеваний, остеохондроза. Встречались бронхиальные и сердечная астмы. Приходят и просто поговорить. Сидишь, ёрзаешь, работать же надо, а всё равно выслушиваешь. Сейчас я на своей машине езжу, а раньше, как Печкин, на велосипеде. Много времени на дорогу уходило: пять-шесть вызовов надо обслужить, детей много – то температура, то животик у новорождённого болит.

Лечим не только людей – кошек приносят, телятам, коровам и другой живности просят помочь. В селе фельдшер должен уметь всё. Я и сама держала хозяйство, сейчас только пернатые остались. Раньше разводили животных от безысходности, а теперь и зарплата хорошая, и в магазине купить можно всё.

В новых условиях

Вакцинировать селян начали с февраля прошлого года: доктор осматривает, а я ввожу вакцину. Около 400 человек привили. Тяжело было объяснять важность вакцинации поначалу, привести в пример некого было. А когда массово начали прививаться, люди поверили. Сейчас сами просят поставить вакцину. Когда в селе от ковида женщины погибли, сразу желание появилось.

Когда пандемия началась, люди стали чаще обращаться. Как только температура или в горле запершило, сразу реагируют, есть небольшая паника у стариков. Выезжаю и осматриваю, успокаиваю, говорю, что ничего страшного, сейчас с док­тором посоветуемся, всё назначим. Если появляется температура, стараемся госпитализировать. Я на связи с больными, если дома остаются, три раза в день созваниваемся, ситуацию контролирую.

Но на работу всегда иду как домой. В отпуске думаю: скорее бы выйти, да и люди звонят без конца. Я и в отпуске с ними на связи, наведываюсь в ФАП, чтобы проверить, всё ли в порядке. Мне кажется, в сёлах медиков больше уважают, чем в городах, потому что в крупных населённых пунктах врачей много, а я здесь одна. Дочь тоже медик, работает медсестрой в красной зоне в Белгороде.