Размер шрифта:
Изображения:
Цвет:
17 июня 2021,  10:59
 708

Цена ошибки

«Белгородская правда» публикует заключительную часть мемуаров краеведа Александра Крупенкова

Цена ошибкиАлександр Крупенков
  • Белгородская правда
  • Белгородская правда

«Мои воспоминания о Белгороде» принадлежат перу Александра Николаевича Крупенкова – известного исследователя истории города. Записи, которые нигде ранее не публиковались, в архиве супруга обнаружила вдова краеведа Тамара Юльевна Крупенкова. Именно она передала мемуары в редакцию «Белгородской правды».

Первая часть воспоминаний вышла на страницах газеты 6 мая 2021 года – в день, когда Александру Крупенкову исполнилось бы 70 лет. Перед вами заключительная часть текста, которую, как и все предыдущие, из уважения к памяти автора мы публикуем без редакционной правки.

«Я жив!»

Занимаясь поиском семей погибших воинов в братских могилах на площади Революции (сейчас – Соборная площадь. – БП) и у Дворца культуры «Юбилейный» (ныне – Белгородский государственный центр народного творчества. – БП), мы каждый год прибавляли по одной могиле, и к 1986 году охватили поиском пять братских могил города. Шестую, на Болховце, брать не стали, потому что поиск семей воинов, похороненных в ней, активно вели тогда следопыты находившейся поблизости средней школы № 33 под руководством военного руководителя В.Р. Крамаровского. Мы создали две свои картотеки погибших воинов: одну – по братским могилам, как и в военкоматах, а другую – по областям и районам, в которых проживали до войны погибшие воины. Теперь в письмах в районные газеты мы стали указывать не одного воина, а нескольких из разных могил Белгорода, призывавшихся из одного района.

Всё больше и больше получали следопыты писем из разных концов Советского Союза, всё больше и больше семей узнавало о месте захоронения близкого им человека.

Порой происходили самые неожиданные случаи. Одно из писем ребята направили в Зестафонский район Грузинской ССР на родину рядового Ш.И. Чкоидзе. Ждали ответа от родственников, но он пришёл из редакции Зестафонской районной газеты «Ленинели». Сотрудник редакции А.Ш. Поцхверашвили поблагодарил белгородских следопытов за их письмо и сообщил следующее:

«По вашей просьбе наша газета опубликовала обращение с призывом отозваться тем, кто знал Шоту Ильича Чкоидзе. И вдруг к нам в редакцию пришел… сам Шота Ильич. Он рассказал, что был тяжело ранен под Белгородом. О том, что его имя выбито на мемориальной доске братской могилы и что его сорок лет считают погибшим, он узнал только сейчас из нашей газеты».

Вскоре мы получили письмо от самого ветерана. Вместе с письмом он прислал свои фотографии военной поры и последнего времени. Вот что рассказал Шота Ильич о себе. Живёт он в своём родном селе неподалёку от районного центра города Зестафони. Работает в совхозе животноводом. Перед войной учился в сельской школе, а потом в Тбилиси, окончил профтехучилище и получил профессию слесаря-монтажника. В конце 1941 года был призван в армию. Сначала служил в Туле, потом в Валуйках.

Вскоре дивизия, в которой служил Шота Ильич, была переброшена под Белгород. Во время одного из боёв, укрываясь за бруствером окопа, Чкоидзе вёл из противотанкового ружья огонь по фашистам. В это время вдали появилась женщина. Она прижимала к груди ребёнка и что‑то кричала. Огонь пришлось прекратить, и в этот момент недалеко от окопа, в котором находился Чкоидзе, разорвался снаряд. Воина отбросило к стене окопа и засыпало землёй. Ночью, когда бой утих, однополчане случайно обнаружили засыпанного товарища. Они вытащили его из окопа и отнесли в одну из хат. В ней жила та самая женщина, которая во время боя попала под арт-обстрел и чуть не погибла. Женщина перевязала раненого – к счастью, раны были лёгкие, накормила. Шота Ильич не запомнил её имени, но и спустя сорок лет вспоминал этот случай с благодарностью.

Через несколько дней в районе сёл Михайловка, Пески и Старый город (после войны все они вошли в черту города) снова начались бои. Выполняя задание командования, рядовой Чкоидзе вместе с офицером полка попал под обстрел. Вражеская пуля сразила офицера. Шота Ильич схватил оружие погибшего однополчанина, скрылся за горящей хатой и из‑за угла открыл огонь из автомата по дому, в котором засели гитлеровцы. Огневая точка фашистов была уничтожена. Но на горизонте появились немецкие танки, за ними автоматчики. В это время «заговорили» наши «катюши». Начался жаркий бой. Один за другим падали на землю фашисты. Но и наши ряды редели. Раненный в руку, Шота Чкоидзе продолжал вести огонь по врагу. Вдруг резкий удар сбил его с ног. Осколком снаряда Чкоидзе был тяжело ранен и потерял сознание.

Что было дальше, он не помнил. Однополчане, не досчитавшись в своих рядах товарища, решили, что он погиб, и подали в штаб список боевых потерь, в который занесли и рядового Шоту Ильича Чкоидзе. Это произошло в апреле 1943 года. Но смерть обошла мужественного воина. Когда он очнулся, со всех сторон слышалась немецкая речь. Потом был плен,
бесконечные допросы, переезды. Долгожданную свободу Шота Ильич получил в Польше летом 1944 года. Наша армия освободила узников фашистского застенка. Вместе с сотнями других военнопленных рядовой Чкоидзе снова взял в руки оружие и продолжал бить фашистских оккупантов.

После победы над гитлеровской Германией Шота Ильич Чкоидзе сражался с японскими милитаристами. В 1947 году он вернулся к себе в Грузию, в родное село Родиноули. Работал в совхозе, выращивал виноград. Женился, обзавёлся семьёй. Война, ранение и контузия под Белгородом, плен и фашистские концлагеря остались в прошлом. Но в один из летних дней 1983 года всё это неожиданно снова напомнило о себе. О том, что произошло, рассказал сам Шота Ильич:

«Утром я ещё спал, прибегает сосед, кричит на весь дом: «Шота, тебя ищут! Ищут как погибшего». И суёт мне в руки газету. Я спросонья читаю короткую заметку, ничего понять не могу. Несколько раз перечитал, пока понял, о чём идёт речь. Подскочил с кровати, выбежал из дома и бежал по всей деревне, размахивая газетой и крича: «Я жив!!! Я жив!!!»

На следующий год на День Победы Шота Ильич приехал в Белгород, в места своей боевой молодости, встретился со следопытами, которые разыскали его, стоял в скорбном молчании у памятника и среди сотен других фамилий нашёл свою: «рядовой Ш.И. Чкоидзе».

Счастливые ошибки

В одном из писем, направленных в Моршанскую районную газету Тамбовской области, следопыты просили откликнуться родных воина М.П. Бояринова, имя которого выбито на одной из мемориальных плит на братской могиле у Дворца культуры «Юбилейный». Учётные данные Свердловского военкомата сообщали о том, что Матвей Петрович Бояринов, 1909 года рождения, погиб в 1943 году в боях за Белгород. Ответ в клуб «Поиск» пришёл из Тамбова от его сына. Он писал в марте 1984 года:

«Дорогие следопыты клуба «Поиск»!

Пишет вам сын рядового Матвея Петровича Бояринова, родственников которого вы разыскиваете. Да, действительно, мой отец летом 1943 года участвовал в битве на Орловско-Курской дуге. По вашим сведениям, он погиб за ваш город Белгород. В то время мы получили похоронную, но, к счастью, тогда отец остался жив. Умер он в январе 1957 года.

В моей памяти сохранились рассказы о некоторых эпизодах его фронтовой жизни. Тогда под Белгородом, во время ожесточённой битвы, когда фашисты хотели устроить нашим войскам Сталинград, пытаясь окружить и разгромить наши войска на Курско-Орловской дуге, на участке, где воевал мой отец, после кровопролитных боёв сложилась тяжёлая обстановка. Нашим 7 дивизиям грозило окружение. (Может быть, и не точно так было. Ведь в то время рядовой не мог располагать точными данными о боевой обстановке.) Дивизии должны были сменить свои позиции. Отход их прикрывали два батальона. Рядовым одного из них был мой отец. Неравный бой закончился тем, что два батальона выполнили свою задачу, прикрыли отход наших частей, не отступали ни на шаг. Почти все погибли. Оставшиеся в живых 24 человека попали в плен, большинство из них были ранены. В частности, мой отец в том бою получил семь ран в руку, ноги и в бок (шесть осколочных от гранаты и одну пулевую).

Поддерживая друг друга, кто мог, шли под конвоем немцев наши солдаты. Отстающих, ослабевших от ран немцы пристреливали на месте.

В это время они стали свидетелями ожесточённого воздушного боя, в котором наши лётчики отважно сражались в небе и одержали победу. Отец с гордостью рассказывал о мужестве наших лётчиков в этом бою и говорил: по всему было видно, что победа в этой битве будет за нами, и эта победа вселяла уверенность в наших солдат, попавших в плен.

Потом отец бежал из плена и снова воевал, уже в качестве артиллериста-миномётчика. Участвовал в Ясско-Кишинёвской операции, во взятии Бухареста, в освобождении Румынии, Венгрии и закончил войну в Австрии.

Дорогие юные следопыты, большое вам спасибо за ваш неоценимый труд по установлению имён неизвестных воинов, погибших за Белгород. Прошу вас, сообщите, из каких данных вы исходили, когда разыскивали родственников Бояринова М.П., считая его погибшим.

Один из сыновей и двое внуков Бояринова М.П. стали офицерами Советской армии, посвятили свой труд защите нашей Родины, которую с честью отстояло наше старшее поколение. Е. Бояринов».

Мы выслали Евгению Матвеевичу копию учётной карточки Матвея Петровича Бояринова, фотографии памятника братской могилы у Дворца культуры «Юбилейный» и мемориальной плиты с фамилией его отца.

Такие «счастливые ошибки», как называли их сами поисковики, редкие, но не единичные. Мы выявили 14 человек, фамилии которых были увековечены на мемориальных плитах, но они остались живы. Назову их: рядовой Николай Фёдорович Сальников из села Софинка Аннинского района Воронежской области (братская могила на площади Революции), рядовые Матвей Петрович Бояринов из Моршанского района Тамбовской области, Иван Игнатьевич Герасько из города Енакиево Донецкой области, Пётр Акимович Ещенко из города Канска Красноярского края, Иван Ильич Кулагин из Московской области, Василий Степанович Ларичев из города Новосибирска, Шота Ильич Чкоидзе из Грузии (братская могила у Дворца культуры «Юбилейный»), рядовой Егор Дмитриевич Старченко из села Черкасская Лозовая Дергачёвского района Харьковской области (братская могила на улице Красноармейской в районе «Спутника»), рядовые Лябиб Габдулхаков из деревни Рахмангулово Красноуфимского района Свердловской области, Павел Тимофеевич Сенцов из Новоусманского района Воронежской области, Пётр Архипович Ушаков из города Горно-Алтайск Алтайского края, сержанты Фёдор Константинович Корягин из села Белица Беловского района Курской области, Евгений Александрович Осипов из деревни Малофеево Кадуйского района Вологодской области (братская могила у аэропорта), сержант Иван Васильевич Пуршев из деревни Высоково Кимрского района Калининской области (братская могила на Болховце в районе средней школы № 33). По‑разному сложились судьбы этих людей. Кто‑то из них после боя оказался в госпитале и был комиссован, кто‑то попал в плен, кто‑то снова встал в строй и воевал до конца войны. Одни умерли от полученных ранений вскоре после войны, другие прожили долгую жизнь и даже побывали по приглашению следопытов клуба «Поиск» в Белгороде и посетили «свои» могилы.

Написанному – не верить

А вот этот случай был единственный. О нём рассказал в своём письме В.М. Иванов-Ещенко – двоюродный брат рядового 65-й отдельной штрафной роты Петра Акимовича Ещенко:

«Дорогие ребята! Спешу удовлетворить вашу просьбу, изложенную в сегодняшнем номере нашей районной газеты.

Пётр Акимович Ещенко – мой двоюродный брат. Родился он в городе Канске Красноярского края летом 1924 года. В Красную армию призывался в 1942 году. Отец его, мой дядя Аким Семёнович, и мать, Ольга Васильевна, летом 1943 года получили на Петра похоронку, а зимой с 1943-го на 44 год они получили от него письмо (это, по рассказам дяди Акима Семёновича в ноябре 1946 года). В письме он сообщал, что под Белгородом он был ранен в голову, но не был убит. Об этом же писали дяде однополчане. Он попал в плен, с товарищем бежал к партизанам в Брянские леса, потом попал в регулярные части Красной армии. Погиб он в апреле 1945 года под Моравой в Чехословакии. Повторилось то же, что и в 1943 году – похоронка, письма отцу однополчан «видали – ранен в голову, упал», но на этот раз так всё и было».

Нужно сказать и о других ошибках. Случалось так, что на мемориальных плитах и в учётных карточках попадались обычные орфографические ошибки. Например, послали мы в вяземскую районную газету Хабаровского края письмо с сообщением о том, что разыскиваем родных воина Прокофия Яковлевича Антонова, а после публикации нам пишут родственники погибшего в Белгороде красноармейца Порфирия Яковлевича Атанова и просят уточнить, правильно ли сообщена фамилия погибшего воина, опубликованная в газете. Мы выслали им копию учётной карточки военкомата, в которой совпадал и год рождения, и домашний адрес, имя и отчество родственников, совпадало всё, кроме двух букв в фамилии.

А происходило это вот почему. Записки в смертных медальонах заполнялись самими солдатами в разных условиях, часто в промежутках между боями, на привалах. Кто писал ручкой, кто карандашом. Почерки у всех были разные, часто неразборчивые. Письменная буква «а» получалась похожей на букву «о», «п» на «и», «ш» на «т» и так далее. Кроме того, многие солдаты, особенно из союзных республик, проживавшие до войны в сельской местности, слабо владели русским языком и писали с ошибками. Если воин погибал, то эти записки из медальонов передавались в военкоматы, в отделы по учёту потерь, а там не всегда могли разобрать почерк и не точно переписывали фамилии. Спустя годы, когда на братских могилах стали возводить монументы, эти ошибки переносились и на мемориальные плиты.

Наша переписка с родными погибших выявила немало подобных ошибок. Родственники начинали писать письма в военкоматы и требовать исправить их. Казалось бы, ну кто лучше родственников может знать, как правильно пишется фамилия отца, мужа или брата. Но не тут‑то было. Исправить ошибку на мемориальной плите оказывалось практически невозможно. Военкоматы отвечали, что не имеют права это делать, потому что на мемориальной плите фамилия выбита так, как она записана в учётной карточке, а делать исправления в документе они не могут, и отсылали просителей в военкомат по месту жительства. В своих военкоматах им также отвечали, что не имеют права исправлять написанное и заверенное печатью. Получался замкнутый круг. Так ни одной ошибки на мемориальной плите и не было исправлено. Зато в наш адрес от работников военкоматов было немало упрёков за то, что мы будоражим людей, и они атакуют их письмами, на которые нужно отвечать и принимать меры.

И всё же эти ошибки можно понять. Ведь они берут своё начало ещё с военного времени. Но бывали случаи, когда уже в наше время при реконструкции памятников и мемориалов производили замену старых мемориальных плит, и на новых плитах в фамилиях появлялись ошибки, которых раньше не было.

В 1983 году мы разыскали на Украине двух сестёр младшего лейтенанта Николая Ивановича Азимова, похороненного в братской могиле около аэропорта. Несколько раз приезжали они на могилу брата, где в скорбном списке первой была увековечена его фамилия. Но вот братскую могилу реконструировали: срыли часть холма, установили новый памятник, заменили плиты, и на одной из них то ли по невнимательности, то ли из‑за спешки перепутали последнюю букву, и вместо фамилии Азимов появилась совсем другая – Азимос. Сообщали мы об этом в военкомат, в областное и районное отделения общества охраны памятников. Писали и сёстры погибшего воина. Никакой реакции. Так и значится до сих пор на мемориальной плите неведомый младший лейтенант Н.И. Азимос, а младшего лейтенанта Николая Ивановича Азимова уже много лет нет на плите, хотя по данным военкомата он числится в списках похороненных в этой братской могиле.

Приведу ещё один пример безалаберного отношения к памяти павших. Узнав из районной газеты о месте гибели своего отца, приезжал каждый год на День Победы в Белгород на братскую могилу Владимир Петрович Андриевский из города Пушкино Московской области. Но вот могилу реконструировали, установили новый памятник и мемориальные плиты, а фамилию старшины Петра Ксенофонтовича Андриевского пропустили. Не было в этом никакого злого умысла, просто проглядели или забыли. Приехал в очередной раз Владимир Петрович на могилу отца и не нашёл его фамилии. Стоял он у могилы и тихо плакал. Горько и обидно было ему. Во второй раз пропал без вести его отец. Такие «несчастливые ошибки», к сожалению, тоже встречаются в поисковой работе.

Конец заключительной, седьмой части. Предыдущие опубликованы в номерах «Белгородской правды» от 6, 13, 20, 27 мая, 3 и 10 июня.

В тексте использованы фотографии из личного архива Тамары Крупенковой.

Ваш браузер устарел!

Обновите ваш браузер для правильного отображения этого сайта. Обновить мой браузер

×