Мне нравятся её пирожки с картошкой. Я такие, наверное, только в советском детстве и ел. Воздушное, взбитое картофельное пюре с обжаренным до лёгкой корочки золотым луком в мягком тесте. Такие делали в СССР и продавали по всей стране бойкие женщины в когда-то белых халатах, вынимая горячие лепёшки пирожков из огромных алюминиевых бидонов. Вкусно так, что хочется расплакаться. От того, что счастье есть.
Сегодня взял беляш. Внутри мясо. Мясо внутри. Из мяса. Мясное. Перекрученное на мясорубке, обильно сдобренное крупномолотым чёрным перцем, перемешанное с тем же нашинкованным луком. Я сидел и смотрел внутрь беляша, ловя себя на мысли, что сейчас в моей руке мяса больше, чем в некоторых морозильных камерах с пачками «как бы пельменей». Которые уже лет десять просто не могу есть.
В одном беляше этой бабушки мяса больше, чем в магазинной пачке пельменей. В одном! Дожили.
Всё в мире стало вверх ногами. Скоро качественную еду будет легче купить с рук в тёмном подъезде, чем в огромном сертифицированном супермаркете.
Одна моя знакомая однажды задала себе вопрос, что для неё дом. Каким должно быть место, которое она смогла бы назвать домом. Я тоже озадачился. Потом, конечно, определился в чём-то.
Сейчас, смотря в то время, когда семья моя была ещё вся вместе и улыбалась чаще, я вспоминаю, с каким праздничным трепетом моя бабушка замешивала тесто, как потом с мамой они его раскатывали, я накручивал мясо, кто-то со скандалом, весь зарёванный, крошил в то мясо лук, как мы потом лепили эти пельмени, выкладывая их рядами в противни, как охлаждали, ждали сутки, вынимали и варили. Как накрывали белой скатертью наш стол и каждому накладывали столько, сколько хочешь.
Это не было приготовлением еды. Это было ритуалом, богослужением, особой церемонией, где каждый выполнял свою особенную часть, но все всё делали одновременно, вместе, равно как потом все вместе получали результат. Мы тогда не понимали, может быть, ещё, что именно вот эти общие, порою бытовые, вещи нас и делали семьёй.
А место, где мы жили – домом.