В честь Ильи Петровича. Кому обязан названием новооскольский хутор Мосьпанов
-
Белгородские известия
-
Белгородские известия
В Мосьпанове 300 жителей, около 100 дворов, три улицы, детский сад, ФАП, два магазина и автолавка, фермерское хозяйство. Когда‑то граф Сергей Орлов-Давыдов приобрёл 835 десятин земли, где и появился хутор Зубовка. Название сохранялось до 1958 года, до того как хутор переименовали в честь Героя Советского Союза, лётчика Ильи Мосьпанова.
Он наш
Илья Петрович родился в Зубовке в 1913 году. Окончил три класса школы, потом семилетку в Новом Осколе. Там был кружок авиамоделистов, возможно, он и повлиял на судьбу героя. Илья мечтал поступить в военное училище и после нескольких лет работы в колхозе всё‑таки сделал это. По комсомольской путёвке его направили в школу военных лётчиков в Энгельс. Окончил её Илья в 1937 году, а вскоре была война. Гвардии капитан Мосьпанов, летая на грозном штурмовике Ил-2, за год на войне подбил 33 танка, уничтожил 21 самолёт противника, 4 броневика, 13 полевых орудий, 2 зенитные точки, 3 дзота, 2 командных пункта, 12 товарных вагонов, 140 автомашин, 2 переправы через реки, более тысячи вражеских солдат. Был человеком исключительной смелости. Погиб Мосьпанов 25 июля 1942 года у станицы Кагальницкой в Ростовской области.
«Недолюбливал Мосьпанов несовершенное тогда радио за шум и треск в наушниках, поэтому в полёте частенько выключал приёмник… К тому же от ларингофонов, застёгивавшихся кнопкой ниже подбородка, на шее оставались синяки – бритвой прикоснуться больно. «Отрежу их к чертям!» – сказал он как‑то при начальнике связи Нудженко.
Самолёты порулили на старт. Нудженко стоял у рации с микрофоном: «Р-раз, р-раз, как слышишь?» Ведущий не отвечал. Штурмовики пошли на взлёт, оторвалась первая пара, стала набирать высоту, и в это время кто‑то закричал: «Худые! Худые!»
Все вскинули глаза к солнцу, а там два «мессера». Нудженко снова закричал в микрофон, но ответа не было. «Мессеры» ринулись вниз. Вздрогнул штурмовик Мосьпанова и тут же круто опустил нос. Взметнулось пламя, хрястнул взрыв.
Вечером хоронили Илью Петровича. В лёгком гробу вместе с его останками лежал спёкшийся в огне кожаный шлем без ларингофонов», – вспоминал в книге его сослуживец В. Б. Емельяненко.
После на фюзеляже некоторых штурмовиков появилась надпись «Отомстим за Мосьпанова!»
На этом месте был родной дом Ильи Мосьванова / Фото: Павел Колядин
Чего б здесь не жить?
На месте усадьбы, где родился лётчик, давно стоит другой деревенский домик и живут другие люди Но односельчане не забывают героя. Два года назад на въезде поставили уменьшенную копию его самолёта. Он застыл на взлёте, символизируя последний миг жизни лётчика. На открытие памятника с Украины приезжали родственники.
Рядом с самолётом молодые деревца. Аллейку посадили Тамара Мизерная с мужем. Их аккуратный домик на улице Заречной – ближайший.
«Деревья несколько раз пересаживали, – рассказывает Тамара Викторовна. Она местная знаменитость – пишет статьи в районку, выступает со своими стихами на местных праздниках. Мизерные переехали в хутор 15 лет назад».
«Здесь прошло моё детство, потом я уехала учиться в Белгород, замуж вышла, жили в Москве, Губкине, а на пенсии вернулись. Купили этот домик, в родительском доме живёт мой сын», – рассказывает Тамара.
Улица Заречная проходит за рекой Усердец. Не будь дорожного знака, о существовании речки и не догадаешься – настолько берега утопают в зелени. Раньше в ней купались, теперь река сильно обмелела.
«Жизнью довольны, нам дорогу наконец‑то сделали, – продолжает Тамара, – если бы раньше тут такие условия создали…»
«Условия» – это центральный водопровод, аккуратные газоны, магазины, ФАП, обновлённый детский сад, ухоженные дома, палисадники с цветами, школьный автобус. А ещё свой сад с беседкой и пристроенной к ней комнатой.
«Сейчас в школу – автобус, на птичник – служебный. В таких условиях чего не жить? Мы в школу в Старую Безгинку ходили по грязи, воде, снегу. Сравниваю я своё детство и нынешнюю молодёжь…»
Модель самолёта Мосьпанова / Фото: Павел Колядин
Человек на своём месте
— Кого больше в хуторе: стариков или молодёжи? – спрашиваю у главы администрации Большеивановского сельского поселения Юрия Шестакова.
— Молодёжи, – отвечает Юрий Владимирович.
Он живёт здесь с 1983 года. Начинал штурвальным на комбайне, потом руководил сельхозпредприятиями. В хуторе знает каждое подворье, каждого жителя: пятеро заняты перевозками, у них свои большегрузы. Ванные и душевые во всех домах обустроены. Нежилых домов пять. Один из них наследники выставили за 1,5 млн, но рыночная цена дома с удобствами в хуторе – 700 тыс. рублей. Магазин закрылся в 11:00, потому что все, кто за хлебом, уже отоварились. Теперь откроется к трём, жители придут языками почесать. Три раза в неделю ездит автолавка. Цены как в магазинах, но лавка доставит покупки прямо к дому, и её ждут на нижней улице.
Ответ на любой вопрос он выдаёт с ходу – человек на своём месте.
— Вам никогда не хотелось уехать в город?
— Не-ет.
— Какие люди в Мосьпанове?
— Хорошие. Перед Пасхой объявляем субботник на кладбище – приходят человек 35 и мы за день всё убираем и красим. Не везде так.
Мы беседуем у бюста Мосьпанова, его установили в 1961 году. Отсюда открывается вид на весь хутор. Три улицы делят его на три части. Ловлю себя на мысли, что палисадники с цветами почти у каждого дома.
«Когда главой администрации округа пришёл Андрей Николаевич (Андрей Гриднев, глава администрации района с 2015 года. – Прим. ред.), он объявил конкурс на лучшее благоустройство сельского поселения. Первый приз – трактор, второй – автомобиль, а третий – 200 тыс. рублей. Сразу стимул появился, – продолжает Юрий Владимирович на моё замечание о чистоте на улицах. – Мы в прошлом году трактор выиграли, в этом году стараемся автомобиль выиграть, очень нужен».
Фото: Павел Колядин
Часть хутора в стороне слева, а две разделяют поле.
«Огороды раньше были, – говорит о пустыре Шестаков. – Когда в колхозе по полгода зарплаты не было, только с них и жили, картошку, овощи продавали. И коров держали, дворовое стадо под 100 голов было. Большинство побросали давно большие огороды. Значит, достаток есть и кроме огорода? Вот и судите, хорошо ли люди живут».
Фрукты и овощи в магазинах давно привозные, из живности у местных сейчас птицы, кролики да козы. Коров в подворьях единицы. Но три года назад Виктор Ботвинов получил грант 1,5 млн рублей и завёл стадо в 25 голов. Хозяйство уже обзавелось трактором и погрузчиком, строится новый хлев. Местная администрация выделила участки под кормовую базу, две латки ярко-зелёной травы выделяются в низине и на холме.
— Есть планы по развитию хутора?
— Да. В 2021 году будем менять центральный водопровод, ему уже лет 40. Общие сети за счёт администрации, а подведение к домам – с жителей, сейчас собираем заявки. А на 2025-й запланировали ремонт дороги в старой части села.
Лопух с ошивалом
Старая часть – та, что в стороне. Разбитая дорога к ней ведёт через низину. Справа от дороги остатки некоего строения, возможно, той самой школы, в которую ходила Тамара, а может ещё и сам Мосьпанов. А слева –
старое кладбище. Местность раньше называлась Могилянкой, здесь жили крепостные, отсюда и разросся хутор.
Перед старенькими домиками кучкуются утки, в конце улицы стоит осколком прошлого колонка синего цвета. Алексей Семёнович Ботвинов живёт здесь всю жизнь. Здесь жили его родители и родители его родителей. Он один из немногих, кто владеет чудным сабэльским языком. «Гугл» про него не расскажет, потому что язык этот искусственный. Есть версия, что придумали его крепостные крестьяне, чтобы их никто не понимал.
Автолавка / Фото: Павел Колядин
«Наш хутор и ещё одно село так же разговаривают, а больше никто. Отцова бабка 97 лет прожила, а материна – 99. Они разговаривали, «малый клэвэ нэскумает» – это значит «парень хороший, но не понимает». А я схватывал, память‑то нормальная, – рассказывает Ботвинов. – Раньше на рынке разговаривали, так не понимал никто, а сейчас с кем разговаривать? Я знаю да сеструха, сосед соображает. Дети мои уже почти не знают, когда-никогда им скажу. Думал даже вопрос послать в «Что? Где? Когда?». Что значит «окрысятина», «ошивало»? Уходит язык. Сейчас интернеты да телефоны, молодёжь пошла такая, вникает в другую систему, а эту забывает».
— Ну, скажите же, что такое «окрысятина»?
— Окрысятина – это мясо, ошивало – сало, окруш – квас, лопух – борщ, бриять – кушать, холбы – деньги, дивка хурсна – плохая девушка, дивка клэвэ – хорошая девушка, кирять – выпивать, – выдаёт он то, что сразу на ум пришло. – Мальцы, шо будэм кирять – орыман или чимургэз? – Парни, что пить будем: самогон или водку?
От исчезающего языка разговор перетекает к прошедшей жизни. Алексей Семёнович работал в колхозе, вместе со всеми выкручивался в 1990-е, тогда три коровы держали. Трудное, но весёлое было время.
«Прелесть было весело: и песни, и праздники были, а сейчас молодёжь не та», – машет он рукой.
— А как же День села?
— О-о, это исключение, – поднимает палец. – Это всё Владимирыч, он у нас молодец. На комбайне у меня штурвальным был.
«Да ладно тебе, – отмахивается Юрий Владимирович. – День села действительно весело проходит. В конце июня отмечаем, приезжают те, кто раньше тут жил. Мы как администрация отвечаем за концерт и музыку, а жители – за застолье. Танцы, игры для детворы устраиваем».
«Прелесть праздник! Раньше так свадьбы в деревне гуляли! Приезжайте, сами увидите».