«Мама, Гика бимбит!» Что помнит о блокадном Ленинграде белгородка Людмила Протасова

«Я претерпела муки ада»

Людмила Валентиновна поёт. Голос негромкий, но красивый, глубокий и… молодой. Первый раз я услышала его по телефону и подумала, что трубку взяла дочь или внучка. Одна из строк красивого романса о любви задевает за живое: «Я претерпела муки ада…». И эта фраза как нельзя лучше передаёт те страшные испытания, которые выпали на долю Людмилы Валентиновны и других жителей блокадного города.

Лишь два воспоминания осталось у женщины о раннем детстве. И оба связаны с бомбёжкой. Первое: она сильно испугалась чего‑то, что быстро пролетело рядом.

«Потом я спросила у мамы, что это могло быть. А она ответила, что это она со мной на руках бежала в бомбоубежище», – поясняет Людмила Валентиновна.

Второе воспоминание: бомбёжка застала мать и дочь дома.

«Я закричала: «Мама, Гика бимбит!» (Гитлер бомбит) и попыталась спрятаться за печку-буржуйку».

Как её эвакуировали из блокадного города зимой 1942 года, Людмила Валентиновна знает только по рассказам матери. К тому времени девочка была на грани смерти от истощения. Врачи не давали шансов, что она выживет. Но двухлетний ребёнок сумел победить смерть. Хотя поездка по льду Ладоги чуть не стала для них с матерью роковой. Спасло людей лишь то, что ехали они во втором грузовике. А первый – с чемоданами – провалился в полынью и пошёл ко дну…

«А в этих чемоданах, кроме наших пожитков, было самое важное – документы. И они тоже утонули», – вздыхает Людмила Валентиновна.

Людмила Валентиновна Протасова / Фото: Владимир Юрченко

По краешку жизни

Мама Людмилы Валентиновны – Валентина Георгиевна – с начала войны работала медсестрой в ленинградском госпитале. Раненых было много, в основном тяжёлые.

Вернувшись домой после длинной смены, вместо отдыха она по ночам лезла на крышу дома – ловить зажигалки. Зажигательную бомбу надо было схватить клещами и сбросить на тротуар или в бочку с песком. Стабилизаторы от бомб люди сдавали коменданту дома, и тот часто хвалил молодую медсестру за богатый «улов». Но однажды Валентина Георгиевна замешкалась и получила ожог глаз.

Уходя на работу, мать оставляла маленькую Люду на родных или соседей, так как ясли, куда ходила малышка, разбомбили почти сразу. Питание было скудным. Раз за разом уменьшалась норма продуктов по карточкам.

Валентина Георгиевна, как медработник, получала 200 граммов хлеба. Но хлебом этот суррогат, состоявший из смётков муки, жмыха, пищевой целлюлозы и других относительно съедобных ингредиентов, был разве что по названию. А крупы, вермишель, сахар давали очень редко. Скромный хлебный паёк надо было экономить: делить на несколько приёмов пищи и запивать кипятком.

Кусок блокадного хлеба – хлеба, приготовленного в наши дни по рецепту 1941 года / Фото: Вадим Заблоцкий (архив)

Матери часто отдавали свой хлеб страдающим от голода детям и умирали сами. Так произошло и мамой Валентины Георгиевны. Её не стало весной 1942 года – и это была уже третья смерть в их семье.

Первой – в феврале – от дистрофии умерла её младшая сестра – 8-летняя Тоня. Вторым был 16-летний брат Костя. Он руководил одним из комсомольских бытовых отрядов: ребята собирались группами и ходили по домам, помогая тем жителям города, которые совсем обессилели. Утром подросток ушёл с отрядом, а вечером его самого привезли домой на саночках.

Голод забрал ещё двух родных мамы: одна за другой умерли её тётя и двоюродная сестра.

От недоедания Валентина Георгиевна и сама стала часто падать в голодные обмороки. Поэтому начальник госпиталя отправил её в эвакуацию.

Жители Ленинграда везут тело умершего / Фото: waralbum.ru

Подкармливала немцев

Эшелон увёз молодую медсестру с умирающей дочерью на руках на Урал, в город Орск Оренбургской области. Эвакуированных разместили в бараке, орчане поделились с ними едой и одеждой. Мать и дочь постепенно пошли на поправку.

«У меня всё лицо и тело в шрамах: после голодовки везде были нарывы, их вскрывали, выпускали гной. Но я выжила! И мама выжила!» – твёрдо говорит женщина.

Только очень долго была слабой и болезненной. Даже в первый класс, вспоминает Людмила Валентиновна, пошла вся закутанная.

Отца её – Валентина Георгиевича – война застала в Москве: он служил в охране Кремля. После того как наши войска отогнали врага от столицы, он попросился на фронт. Отучился в школе диверсантов, ходил в разведку за линию фронта. Во время возвращения с очередного задания его контузило, а товарищи ушли, подумав, что он погиб.

В тылу врага и на передовой. Как военная разведка обеспечивала победу в Курской битве ещё до её начала

На полуживого разведчика случайно наткнулись брянские партизаны и чуть не расстреляли без суда и следствия, так как Валентин Георгиевич был одет в немецкую форму.

Пока установили его личность и отвезли в госпиталь, отмороженную ногу уже невозможно было спасти – пришлось ампутировать.

Его оставили работать на заводе в Орске. Он занимался выявлением провокаторов и злоумышленников, которые могли подорвать производство. Из барака семья переехала в дом, который построили пленные немцы.

«Они за колючей проволокой были, кричали что‑то по‑своему. А я маленькая, мне их жалко – хлебушек им носила. А ещё – курево. Отец много курил, мама его ругала за это, и я у папы воровала папиросы и относила немцам», – вспоминает Людмила Валентиновна.

Они уже не голодали и жили немного лучше, чем эвакуированные соседи: отцу, который работал в органах, давали продуктовые пайки, а там были и шоколад, и печенье, и апельсины.

«Я, бывало, зайду к соседям – тоже эвакуированная семья, пятеро детей, – а их мама стоит картошечку размером с ноготок чистит. Жалко их. Пойду в погреб, наберу, сколько надо, и отнесу им. Мама ругалась за это. А я ей: «Мам, ну они же кушать хотят…» Делилась», – пожимает плечами Людмила Валентиновна.

На «Суперстар» не поехала

После школы она поступила в местный политехнический институт. Окончила его, вышла замуж, переехала с супругом в Новотроицк и следующие 10 лет трудилась в экспериментальной научно-исследовательской лаборатории местного металлургического комбината.

В 1965 году в семье родился сын Валентин. Людмила Валентиновна поступила на физмат и ушла с завода в преподаватели. Вскоре семья переехала в Ташкент, так как у мужа начались проблемы со здоровьем и ему понадобилась смена климата. В Узбекистане женщина 20 лет преподавала в школе, доросла до завуча.

В 1985 году первый супруг умер, а через год её познакомили со вторым мужем – Станиславом Николаевичем, с которым они живут уже без малого 40 лет.

Фото: архив Кристалины Шадриной
Звезда Востока. Как жили белгородцы в советском Узбекистане

Когда в Узбекистане начались гонения на русских, Протасовы решили перебраться в Россию. Выбор пал на Белгородскую область из‑за более мягкого климата.

«Купили эту хатёнку-развалюху – на что денег хватило – и всё здесь своими руками переделали. В 60 лет пришлось строиться. Воду подвели, ванную с кухней сделали. Я сама раствор месила», – говорит Людмила Валентиновна.

Постепенно жизнь наладилась. Активную и инициативную пожилую женщину заметили в местной администрации, стали привлекать к общественной работе.

«Я там внештатный эколог, помогаю наводить в посёлке порядок. Провожу собрания, доношу до людей важную информацию», – улыбается она.

Узнав о певческом таланте Людмилы Валентиновны (в юности занималась в орском театре оперетты), её хотели сделать солисткой местного хора и даже послать от области на программу «Суперстар» в Москву. Но женщина отказалась: такая известность ей ни к чему. А вот путёвка в санаторий хотя бы раз в год не помешала бы. Но, увы, вздыхает Людмила Валентиновна, сейчас даже в местные здравницы не попасть – очередь! Если раз в три-четыре года достанется блокаднице путёвка – считай, повезло.

«А ведь блокадников в области мало осталось. Тех, кто ещё ходячий и может поехать в санаторий, – вообще единицы», – поддерживает жену Станислав Николаевич.