Размер шрифта:
Изображения:
Цвет:
07 ноября 2017, 12:04
 2877

1917: мы не остыли. Колонка о революции

1917: мы не остыли. Колонка о революции Павел Субботин, директор Государственного архива Белгородской области
  •  
  • Мнение

Буквально лет 15–20 назад нам казалось, что всё понятно в этом мире: как, к чему стремиться, на кого равняться, что любить, что осуждать. Что мир пришёл к согласию по всем вопросам и наступил конец истории без войн, без революций, голода и бед. Что нам осталось только знать свой стульчик в общем разделении труда и быть как все.

БелПресса
RUпроспект Славы, 100308009Белгород,
+7 472 232-00-51, +7 472 232-06-85, news@belpressa.ru

Прошло 15–20 лет… Где все эти надежды? Улетучились. Как раньше, по планете снова эпидемии и войны, революции и нищета, неравенство, потоки обвинений, подозрений, просто лжи. Мы думали: история остановилась, а она замешкалась, переоделась и пошла на новый круг. И захватила нас с собой. В пучину новых бед. И тут вдруг оказалось, что нет ни общего согласия, ни общих ценностей и взглядов. Что всё как раньше – жёстко, хлёстко и всерьёз. И снова нужно защищать себя и своё место в будущие дни, отстаивать себя и свои взгляды, интересы. Что нужно чётко понимать, кто мы такие, откуда и куда, зачем.

Когда подумаешь, что делает нас всех одним народом, то можно вспомнить и язык, и веру, территорию, культуру. Но далеко ходить не надо, уже знаем: языка порою недостаточно, как веры, и культуры, и земли. При всём при этом нам важна, нужна ещё и историческая память. Те знания и память о великом, что нас однажды собрали. Всех вместе.

Таким большим, великим в нашей памяти была и есть Великая Отечественная война. Мы её дети, внуки, правнуки. И жертвы нашего народа, принесённые за те четыре года, самые большие в человеческой истории. Победа, завоёванная в той войне, величайшая из всех. Это наша правда – общая, одна на всех и в то же время очень личная для каждого. И эта правда, эта память о великом подвиге отцов и матерей нас держит вместе, делает одним народом до сих пор. Она даёт нам силы верить: мы не просто так.

Но как память об одном величии сшивает нас всех в один народ, так память о другом нас дробит, крошит, разделяет. И этой памяти сегодня исполняется 100 лет.

За годы советской власти у многих при словах о революции 1917 года возникает устойчивая ассоциация с Октябрьским переворотом. Это и понятно: советская власть вышла из Октября и придавала ему главное значение. Но справедливости ради надо сказать, что Октябрь стал лишь продолжением процессов, запущенных гораздо раньше, а первые тектонические сдвиги в жизни всей страны произошли за несколько дней февраля и марта.

100 лет назад, 27 февраля (12 марта по григорианскому календарю) 1917 года, в охваченном продовольственными беспорядками и демонстрациями Петрограде войска гарнизона перешли на сторону восставших. Из тюрем выпустили заключённых, включая уголовников, – в городе начались грабежи, убийства офицеров, полицейских и городовых, нападения на прохожих, мародёрство и пожары. Оппозиционная царю Государственная Дума формально распустилась, но тут же образовала Временный комитет, который начал лавировать между восставшими с одной стороны и ещё действующими органами власти и императором – с другой.

Изолированный от верных воинских частей, дезинформированный о происходящем в столице, государь император Николай II 2 (15) марта под давлением симпатизировавшего перевороту генералитета и представителей мятежного парламента подписал манифест об отречении в пользу брата Михаила. На следующий день, 3 (16) марта, от престола отрёкся и Михаил. Монархия пала.

Сейчас, читая воспоминания участников событий, можно только поразиться, в какой спешке, панике, анархии и неопределённости принимались решения в те дни, насколько противоречивыми были планы, устремления и ожидания сторон. Как под воздействием меняющейся в Петрограде обстановки менялись притязания сторон и сами люди. Как в эти дни и ночи всё было перемешано и не столько люди руководили процессами, сколько происходившие события подчиняли своей логике людей.

Что это было? Почему это произошло? Примечательно, но при всех огромных внутренних противоречиях Российской империи она вовсе не была обречена на революцию. У империи был уникальный для всей Европы опыт масштабных реформ второй половины XIX века, страна переживала демографический взрыв, экономический рост, а после неудач в первые годы войны перешла в 1916 году в обширное наступление. Но что же подкосило монархию?

Главной причиной можно назвать обширный кризис отечественных элит и общества. С конца XIX века либеральные и марксистские идеи охватили умы современников, проникли в школу, в высшие учебные заведения, завладели прессой. Быть оппозиционным царю и правительству стало модным. Революционные настроения охватили все слои общества, обострившись в 1905–1907 годах и приведя к ограничению самодержавия и учреждению Государственной Думы. Последняя больше занималась не столько законотворчеством, сколько политическими демонстрациями, став трибуной непрерывной критики правительства, монархии, государя и его семьи.

Годы дискредитации царя, правительства и государственного устройства, а также нерешённость экономических вопросов наэлектризовали общество, подготовили почву для социального взрыва. Был нужен только повод. Им стали перебои с поставками сырья на главные промышленные предприятия, что привело к приостановке их работы, а также перебои с поставками продовольствия в обе столицы, что и спровоцировало взрыв. При этом нельзя утверждать, что в стране не было сырья или продовольствия. Но неготовность транспортной сети справиться с перевозками для фронта, промышленности и столиц и создала условия для раскрутки революции.

Как был воспринят переворот по всей стране? Страна была поставлена перед фактом через телеграф. Все бывшие противоречия обострились, в регионах запустился передел земли и власти, легитимность, как и эффективность, учреждений снизилась. Но общество испытывало эйфорию. Всюду собирались митинги, лились восторженные речи, приветствовались Временное правительство, Петросовет, клеймились старый строй, династия и государь. С мест полетели телеграммы с заверениями о поддержке, повсюду принимались резолюции, воззвания. Демагогия и лозунги цвели на фоне краха дисциплины в войсках и обрушения фронтов, в параличе промышленности, обвале экономики, разгуле бандитизма, эпидемий, поляризации сторон.

Так, учительский съезд в Белгороде 11 апреля 1917 года принял резолюцию: «Собрание учителей г. Белгорода и Белгородского уезда выражает полное доверие Временному правительству, работающему в единении с Советом рабочих и солдатских и крестьянских депутатов, и выражает полную свою солидарность в деле проведения намеченных им реформ». Курский архиепископ Тихон (Василевский) 30 апреля перед благодарственным молебном сказал: «По воле Божией совершилось в России великое дело. Желанная заря новой жизни ярко заблистала на горизонте нашего отечества и указала совсем новые пути для определения государственного самосознания».

Это потом неспособных управлять огромной страной либералов подвинут в Октябре большевики, это потом мы уже с ними проиграем Германскую, переживём распад империи, Гражданскую, два голода, войну с крестьянством, с церковью и подойдём к рождению совсем другого общества. Которое проснётся утром 22 июня как один народ.

Готовы ли мы подводить итоги, извлекать уроки? Сейчас, наверное, нет. Мы не остыли и по‑прежнему воспринимаем революцию 1917-го как что‑то очень близкое и важное и моментально делимся на лагеря, как вдруг о ней заходит речь. Мы не готовы отстраниться, забыть эмоции и перестать поддерживать любую из сторон. 100 лет, как видно, слишком мало, чтоб воспринимать участников событий не по партийности и цвету, а как один наш собственный народ. Воспринимать всех вместе, даже ошибавшихся, как соотечественников, близких, как своих. Нам нужно время.

Февральский переворот похож на многие подобные перевороты в наши дни. Вот сколько раз мы видели беспомощность элит и аппаратные интриги, что после, по итогам революций, топили их участников в крови? А сколько раз мы наблюдали упоение интеллигенции в распространении нигилизма и презрения к государственным и социальным институтам, сложившемуся строю, интересам своей страны? Чтобы потом увидеть, как она становится статистом или жертвой в схватке радикальных сил. Что может удивить нас в деятельности прессы, которая порою видит свою миссию в раскачке масс и обострении противоречий? Всё это мы прошли однажды, в Феврале, но после видели неоднократно – в крушении Советского Союза, переворотах в Ливии, Египте, Грузии, Киргизии, на Украине, в Сирии.

Нет ничего нового, теперь. Ну а тогда казалось: начинается заря особой, новой жизни. Она и началась. На обломках всего, что было прежде. Вообще всего.

Павел Субботин

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции


Ваш браузер устарел!

Обновите ваш браузер для правильного отображения этого сайта. Обновить мой браузер

×