Научить людей говорить «нет». Почему филолог из БелГУ не любит скуку в книгах и в жизни

За эти годы она не только взрастила тысячи влюблённых в русский язык учеников, но и стала инициатором общественного внимания ко многим социально-философским проблемам.

Книги её авторства, затрагивающие отношения между людьми, этику поведения, психологию общения, несут в себе заряд доброты, открытости и неизменного оптимизма.

И самое главное – всё, что создаёт Вера Константиновна, очень доступно, живо, полезно.

Фото: pixabay.com
Космос внутри. Чем сегодня занимаются женщины-учёные

Этот её талант изложения научных изысканий ценят любители русского языка не только в нашей стране, но и за рубежом.

Педагогов носили на руках

— Вера Константиновна, вы были педагогом у многих наших белгородских журналистов, отмечающих высокую планку, которую вы ставили на пути познания русского языка. А кто определял высоты, к которым нужно стремиться вам самой?

— После учёбы, и весьма строгой, в Новосибирском пединституте я поступила в аспирантуру Ленинградского педагогического института им. А. И. Герцена. Там моими учителями были профессор Сакмара Георгиевна Ильенко, профессор Люция Акимовна Киселёва. Потом в Белгороде продолжала учиться у Марии Сергеевны Гордеевой.

Этих педагогов считаю классиками преподавания, которые возносили чтение лекций в ранг искусства, делали их исключительно интересными. Если же брать педагогов со стороны, то моим идеалом был и остаётся профессор Александр Тимофеевич Хроленко – замечательный учёный, который заведовал кафедрой русского языка Курского пединститута.

Мущщина и деушка. Как вежливо обратиться к незнакомцу

— Почему для педагогической деятельности и науки вы выбрали именно русский язык?

— Потому что он настолько богат, что его изучать можно долго-долго, и конца не видно. Однако сейчас он нуждается ещё и в нашей защите, поскольку нависает угроза ослабления влияния русского языка. В некоторых странах его рассматривают чуть ли не как диалект. Когда я работала во Вьетнаме, отношение к нам, русским, в те годы было очень возвышенное, а в момент подписания договора о помощи 4 ноября 1978 года нас, советских педагогов, буквально носили на руках. Так получилось, что нам выпало преподавать, работать во вторую смену, а электричества не было, на последних парах ни читать, ни переводить нельзя было, и мы пели! Да-да, мои вьетнамские студенты пели наши песни: «Солдат вернётся, ты только жди!» И винтовки были у окон аудитории. Это был март 1979 года.

— Вы выпустили пятитомный труд «Антология современной речи». Скажите, что привлекло вас в сборе образцов разговорной речи?

— В течение трёх лет, с 2012 по 2015 год, я записывала речь сограждан, за вычетом сквернословия, по 58 критериям. Это своего рода отражение всего, что происходит в нашей жизни. Вообще, мы в своей речи можем снабжать соотечественников свежими высказываниями, например о многодетности: «Даст Бог зайку – даст и лужайку!» Или о языке древние говорили: «Язык – венец воспитания». Или об одежде: «На тебе давно не было ничего ярко-нового!» Вся красота русского языка в его удивительном разнообразии.

Вера Харчекно / Фото: Валерия Шатько

О сквернословии в чёрных перчатках

— Отдельное направление ваших исследований – детская речь? Кто или что побудило вас ею заняться?

— Началось всё едва ли не случайно. Ведущий специалист по детской речи Стелла Наумовна Цейтлин (как‑то мы ехали вместе на автобусе в Харьков) спросила: «А ты записываешь Костю?» Сыну было тогда три года. «Нет, говорю, он у меня ничего такого не говорит». – «Неправда! Прислушайся – и ты услышишь такое!» И я начала слушать! 

И потом были словари детской речи, книги, статьи, конференции в Санкт-Петербурге, диссертации, защищённые Ириной Чеботаревой, Натальей Голевой, Еленой Озеровой. В общем‑то открылся удивительный горизонт знаний. Тогда же я почувствовала, что учёные, занимающиеся детской речью, самые дружные. И потом: дети нас тоже воспитывают, вдохновляют, развлекают. А сколько сравнений детской речи с историей языка, с художественным текстом, с диалектизмами, с речью лиц, изучающих русский язык как иностранный! 

Вот сын сказал про рассвет: «Утреет!» Я потом нашла это слово у Блока. А недавно мой четвёртый внук произнёс: «Уже утреет!» Всё это интересные аспекты исследования! Однако сейчас, признаемся, заметен провал детской речи, уход ребёнка в виртуальное пространство, и с этим надо что‑то делать.

— Вы считаете, что можно как‑то повлиять на этот процесс?

— Считаю. Хотя бы попытаться повлиять, не спускать на тормозах.

«Если хотя бы один человек в обществе не сквернословит – ещё не всё потеряно»

— Как‑то вы консультировали меня по поводу статьи о таком явлении, как сквернословие. Как вы пришли к этой теме?

— В 1990-е годы кафедре поручили вести межфакультетский курс. Когда началась перестройка, разрешили расширять курсы, а у меня был курс «Культура речи». Вот тогда я и подготовила лекцию по сквернословию для спортивного факультета, надела чёрные перчатки как символ моего отношения к этому явлению, и вперёд! Обсуждали бурно, но в основном из‑за чёрных перчаток.

С этого всё и началось. 

Сейчас проводятся дни, недели борьбы со сквернословием, круглые столы. В конце 2000-х годов в Белгородской области была развёрнута целая кампания по борьбе со сквернословием, и это в условиях отсутствия внятной культурной политики на федеральном уровне. Была принята даже специальная целевая программа. Это очень ценный опыт, не следует его забывать. И наша кафедра принимает в этом деле самое активное участие. 

Ходил даже слух по стране, что в Белгороде не сквернословят. Ах, если бы это было так! Кстати сказать, не всем федеральным СМИ это нравилось. Приезжала сколько‑то лет назад делегация из Москвы, телерепортёры: «Кто у вас главный специалист по сквернословию?»

Оставить мат на поле русской брани

Назвали меня. И вот телесъёмка. Я рассказывала, как мы боремся за чистоту речи, но вопросы были с подвохом. 

«Расскажите о происхождении какого‑нибудь ругательства» (считается, что я назову это слово!). – «За какие слова надо штрафовать, а какие можно допустить?» И так далее. Очень хотелось моим собеседникам, чтобы я произнесла эти слова. Однако ловушка не сработала. Сквернословие – закрытая тема. Бороться можно и нужно, а вот обсуждать, как и почему, смаковать эти слова не следует.

Родословные студентов

— Почему вам важно зажечь молодёжную аудиторию, даже немного эпатируя, как с перчатками?

— Не люблю скуку, когда говорят и пишут одно и то же. Мне важно, чтобы студенты учились с интересом, поэтому периодически вносила что‑то творческое. К примеру, 20 лет назад читала курс в Белгородском филиале Орловской региональной академии государственной службы. И надо было придумать задание для зачёта. Стандартные темы «Что считать культурой речи?», «Каково ваше отношение к культуре речи?» вызывали отторжение, про это все писали одно и то же. 

Тогда я дала задание написать сочинение на тему «История моей семьи». И получила дивные тексты с прекрасным русским языком, у меня сохранились их копии. Потом по мере моей педагогической деятельности сочинений становилось больше и больше. История Родины, межнациональные браки, воспитание детей, многочисленные рассказы, вплетённые в сюжет… О, здесь было немереное пространство! 

Фото: freepik.com

Диссертации трёх моих аспирантов были посвящены семейному родословию: Алины Павловой, Нины Рухленко и Екатерины Черниковой. Был создан фонд семейного родословия от студентов объёмом 30 томов.

Некоторые тексты запомнились навсегда и меня же воспитывали. Например, рассказ об Ульяне Марковне Патрихалиной, которая лечила людей, родила и воспитала 11 детей, причём никто из них в голодные 1930-е годы не умер. Ульяна Марковна проводила на фронт четверых сыновей, дала каждому по иконке и не велела с ней расставаться. И все вернулись живыми.

— Докторская диссертация была для вас когда‑нибудь особой целью?

— Я не думала о докторской, но мне очень хотелось стать автором книги, монографии. И я согласилась засесть за докторский труд. Там были множественные подсчёты, сравнение с древнерусским языком. Доказательство того, что, во первых, количество значений в слове влияет на судьбу слова, во вторых, что 75 % слов и в древнем языке, и в современном должно быть с одним значением, а ведь из этого следует понимание того, что у нас такая тяга к заимствованиям.

СтрелецЪ у парАвоза – не Comil`fo

Ну и была предложена классификация метафор, включающая 15 позиций, когда говорящие прибегают к метафорическому коду: информативная, мнемоническая, номинативная, эмоционально-оценочная, аутосуггестивная…

Когда умерла мама, мы с восьмилетним сыном остались совершенно одни. Докторская мне очень помогла морально, несмотря на трудности её подготовки и защиты в конце 1990 года. Это позволило в постперестроечное время не подрабатывать в коммерческих вузах, а писать новые книги, защищать аспирантов.

И сейчас есть прекрасное ощущение, что всё сложилось правильно, у меня есть сын и невестка – кандидаты наук, есть четыре внука от 20 до 4 лет. А это самое светлое, самое главное в жизни, что даёт опору, позволяет ставить и решать труднейшие вопросы бытия русского языка.

Просто о сложном

— Вы автор популярных книг, которые воспринимаются как бестселлеры: «Поведение от реального к идеальному», «Как заниматься наукой». Как они появились?

— Тут, конечно, повлияло преподавание курса «Культура речи». Мне начинало казаться, что мы окружены мифами, а жизнь – она немного другая. И появились разделы в книге: «Культура молчания», «Культура отказа»… Да-да, наших соотечественников надо учить говорить «нет», когда отказ нацелен на святая святых. Проблема поведения очень важна, особенно сейчас. Ситуация с компьютерами, прочно вошедшими в жизнь, ослабила нашу коммуникативную устойчивость.

Пшенично-ржаной язык

Мы стали хуже общаться, а это всё чрезвычайно коварно для социума. И по науке так же. Как ею заниматься? Это роковой вопрос, на который ответ я могла дать после долгих поисков.

И всё ждала (в переносном смысле), что будут вопросы: как, что и сколько читать, как конспектировать, как внедрять достигнутое… Но вопросов не было, и я засела за книгу. 

Здесь важен ещё и стиль изложения. Сейчас гуманитарная наука излагается таким подчас чудовищным языком, что отпадает желание ею заниматься. Как писать о хорошем, не впадая в слащавость, не скрывая недостатки, не утаивая проблемы…

Это задача нашей лингвистики в частности. Я пытаюсь как‑то соответствовать требованию «просто о сложном», но мои книги порой воспринимаются как научно-популярные и только. Так получилось с книгой «Функции метафоры», по ошибке обозначенной как учебное пособие.

Вера Харченко / Фото: Вадим Заблоцкий (архив)