Только «Вперёд»! 26 апреля новооскольская газета отмечает 100-летний юбилей

О Марине Ворониной трудно рассказывать. Как можно объять необъятное? Это всё равно, что пытаться втиснуть космос в спичечную коробку. Её надо видеть, слышать, чувствовать. А потом цитировать – беззастенчиво, большими кусками. Потому что никакая косвенная речь не передаст и сотой доли энергетики этой женщины. Её хочется слушать часами, открыв рот и временами забывая, что надо дышать. Не женщина, а ядерный реактор. Хотя сама Марина Викторовна считает себя робкой. И говорит, что не боится никакой работы – только бы не мешали писать. Пишет же она так давно, что даже не помнит, когда начала. А ей самой новооскольцы пишут уже 10 лет – именно столько Марина Викторовна возглавляет отдел писем местной газеты «Вперёд».

О дворянских корнях и несостоявшемся МГУ

«Я наша, местная – новооскольская. Семья у меня была хорошая, читающая. Мама – бухгалтер, папа – технарь. Бабусечка из благородных – воронежских дворян Лощилиных. Но из‑за революции и прочего это, конечно, скрывалось…

…С детства для меня книга была чем‑то святым. И я задалбывала домашних: почитай! почитай! почитай! А потом в три года научилась складывать буквы в слоги и с четырёх своим нытьём уже никого не доставала – начала читать самостоятельно. А пишу, собственно, всю жизнь. Мне повезло – у меня был замечательный учитель русского языка и литературы – Татьяна Ивановна. Она в меня верила – что я могу писать…

…Вначале я попёрлась в МГУ, хотя у меня не было ни одной публикации. И домашние говорили, что девочка я, конечно, умная и пятёрок у меня много, но какие мозги нужны, чтобы туда поступить! Валили безбожно! 21 человек на место, проходной балл – 15. И мне вкатывают трояк за одну пропущенную запятую…»

Зато в белгородский педагогический на иняз новооскольскую девочку взяли на ура. Там Марина Викторовна отучилась четыре года, единственная со всего курса бралась за художественные переводы – даже поэзию пыталась переводить. Но после практики в школе и в пионерском лагере поняла: школа – не её путь. И бросила вуз. А заодно выскочила замуж, укатила за супругом в Грайворон и родила двоих детей – Андрея и Машу.

Марина Широбокова / Фото: Владимир Юрченко

О кирпичах, кроликах и гончих дворниках

В середине 90-х Марина Викторовна вернулась в Новый Оскол, оставив за плечами не­удачный брак. Встретила здесь своего второго мужа, с которым вместе уже больше 20 лет. За эти годы кем она только не успела поработать: и научным сотрудником в краеведческом музее, и подсобником у мужа на стройке, где научилась и бетон мешать, и кирпич подавать, и копателем металла на свалке, и грузчиком кирпича на заводе, и «воспитателем кроликов» в доме престарелых. Но больше всего журналист гордится своим опытом работы дворником.

«Мне наш редактор всегда говорил: не указывай в своей биографии, что дворником работала. А я этим горжусь. Два с половиной года я работала с прекрасными людьми. И пусть они не читали Достоевского, а слово «Кафка» считали чем‑то матерным, но это были прекрасные работящие люди. У меня, кстати, тогда хороший цикл стихов получился – наполненный, многоплановый. «Созвездие гончих дворников» назывался. Он частично публиковался здесь, во «Вперёдке». Дворники у нас, кстати, замечательные были, хотя и разные. Были и маргиналы. Но, вообще, дворник – это не профессия, это жизненные обстоятельства. Потому что никто от хорошей жизни не пойдёт метлой махать. Другое дело, насколько честно ты это делаешь и насколько остаёшься человеком».

Бросила метлу и пришла

Параллельно с работой Марина Викторовна много писала. В основном в стол. Правда, засветилась со своими стихами на «Оскольской лире», публиковалась на литературной страничке новооскольской газеты. Женщина приносила туда не только стихи, но и рассказы, небольшие заметки. Публиковали сразу – и без правок. Гонорары были, конечно, копеечные, но это было лучше, чем ничего. Воронину заметил тогдашний заведующий отделом писем Иван Крупа, который руководил литературной студией «Радуница». А редактор Николай Лопатко даже по­думывал пригласить её в штат, когда Марина Викторовна писала статьи в газету от краеведческого музея. Но женщина пропала с горизонта, меняла одну профессию за другой, пока не попалась на глаза следующему редактору – Николаю Соловьёву.

«Поймал он меня на улице и говорит: «Слышишь, тебе с метлой не надоело ещё гулять? Бросай её – и приходи!» А я испугалась: вдруг не получится. Хотя когда впервые зашла в редакцию и почувствовала её запахи – типографии, старых бумаг, поняла, что пахнет чем‑то родным, домашним. До сих пор помню своё счастье: 13 сентября 2011 года в редакторском кабинете мне Соловьёв говорит: «Вот тебе ключ от твоего кабинета, а вот номер твоего телефона. Иди осваивайся». И тут же дал первое задание».

Фото: Владимир Юрченко

Да здравствует импровизация

Но одно дело – писать для газеты под настроение, и совсем другое, когда это становится обязанностью. Тем более что прикрепление к отделу писем было чистой формальностью: в районной газете все журналисты – многостаночники: сегодня ты работаешь на спортивном марафоне, завтра освещаешь концерт, послезавтра – общаешься с комбайнёром.

«Я знала, что с меня спрос будет больше, потому что здесь работали люди с опытом – настоящие газетчики. А я пришла – как уличный лабух в симфонический оркестр, где все играют по нотам. А я – на слух. И раз не знала, как по нотам, – да здравствует импровизация! А потом смотрю: моя импровизация идёт живее, чем устоявшиеся каноны. Читатели приходили, благодарили. И это была, наверное, самая высокая оценка моего труда».

НапишЫте красивА

10 лет назад, когда Марина Викторовна только пришла заведовать отделом писем, эпистолярный жанр ещё не увял. Люди писали много писем в газету: и благодарности, и жалобы.

«Что запомнилось? Первое письмо, над которым я чуть не заплакала. Оно было с дальнего хутора от пожилой женщины-доярки. Написано оно было какими‑то каракулями с жесточайшими ошибками: «РедакцЫя, миленькЫя, очень прошу, напишЫте за нашу почтальонку. Только красивА напишЫте!» Но от этого письма исходило такое тепло, оно было таким искренним. А сейчас кляуз много пишут. Но больше всего убивают анонимки и анонимные звонки. Так и хочется сказать: «Мы по твоей просьбе можем скрыть твоё имя, но зачем? Ведь если ты пишешь, ты просишь о помощи! Или просто хочешь кому‑то нагадить на голову, потому что у тебя плохое настроение?»

Фото: Владимир Юрченко