Из глубинки – в глубину шахты. Как Нина Порошина стала маркшейдером

«Всё просто: мама работала в колхозе, ей начисляли трудодни, за погибшего на фронте отца я получала 40 рублей, а стипендия в Лисичанском горном техникуме была 360 рублей – невиданные для нас по тем временам деньги, на которые можно было жить и учиться», – объясняет женщина.

Профессия: маркшейдер

Детство в оккупации

«Я родилась в 1936 году, через два года – сестра Нюра. Но мечты родителей о мирной и счастливой жизни разбила война.

Уже в 1941-м мама получила похоронку, замуж она больше не вышла. Как и миллионам вдов, ей досталась тяжёлая доля, а я всю жизнь тосковала по папе.

В нашем селе боёв не было: рядом овраги, лог, лес, к нам с техникой никто не лез, только пехота. Пришли немцы и сразу постреляли наших гусей, через несколько дней убили такого хорошенького телёночка, худые коровы им были не нужны. Помню, как в траве лежала убитая овца, а маленький кудрявый ягнёнок её, мёртвую, сосал. Фашисты смеются, а мы плачем.

В оккупации заболела и умерла маленькая Нюра – мама почернела от горя. Из нашей семьи остались мы двое.

В конце января 1943 года фашисты отступали. Последний немец, которого я видела, ввалился в хату и без сил осел у порога. Маме было его жалко, хоть и враг, но человек же – она принесла ему кружку кипятка и пригоршню мелких картошек в мундире. Солдат отогрелся и побежал догонять своих.

Через день в село зашли наши передовые части. Движущиеся колонны издалека увидела моя тётя и бросилась ставить на печь два больших котла: один для картошки, другой для чая. Солдаты заходили в избу и, уставшие, ложились вповалку.

Дверь в комнату была не прикрыта, к ним забежал маленький барашек и как ни в чём не бывало справил нужду. Какой же невероятный поднялся хохот! Брыкающегося барашка солдаты бережно подняли и через комнату из рук в руки передали мне. Когда я утром проснулась, в избе уже никого не было».

Нина Порошина: «Меня всегда тянуло в родное село» / Фото: Вадим Заблоцкий

И случилось чудо

«В 1943 году я пошла в школу. Учительница очень удивилась, что я меньше всех в классе, а знаю буквы и считаю до ста. Спасибо моей бабушке, закончившей церковно-приходскую школу. Помню, что букварь у нас был один на шесть учеников. Жизнь была тяжёлая (посмотрите на фотографию, я стою босиком) – на выживание. Маленькая и худенькая мама весь день на работе в колхозе, а одеть и обуть нечего, кушать тоже, печку топить нечем.

После четвёртого класса я перешла в школу в Орлике, ходила туда по любой погоде. В седьмом классе сильно простудилась и заболела воспалением лёгких. О пенициллине никто и не слышал, лекарств не было, лечение одно – тёплая печь. Не было сил ни ходить, ни есть, родственники уже мысленно со мной попрощались. Но только не мама: она в отчаянии молилась перед иконами, шептала какие‑то свои слова, и случилось чудо: я вдруг попросила кружку воды, потом ещё и ещё. А через пару дней, качаясь от слабости, ходила по комнате: болезнь отступила. Болела я с января по март, но школу окончила с хорошими оценками.

В благодарность за исцеление единственной дочери мама заказала молебен. Это было рискованно: тех, кто ходил в храм, могли уволить из колхоза и всячески притесняли, поэтому она пригласила игумена Питирима в наш дом. Он только что вернулся в деревню, где родился и вырос, из Соловецкого лагеря.

Когда игумен Питирим зашёл в дом, я вешала на стены вырезанные из журнала портреты героев-молодогвардейцев. Он выслушал мой взволнованный рассказ об их подвиге и мученической смерти и перекрестил фотографии».

Послевоенное детство (Нина слева) / Фото: архив Нины Порошиной

Свой шанс не упустила

«Мне всегда казалось, что кто‑то мудрый и взрослый сидит во мне и говорит: учись, и я это делала с рвением. Мама, у которой была только школа ликбеза, поддерживала меня. Она запрягла двух рогатых волов, погрузила в телегу железную кровать, набитый соломой матрас, 2 кг крупы, два мешка картофеля, топлёный жир и с криками «цоб-цобе» мы приехали в чернянскую школу, где я стала учиться в восьмом классе. Продукты я сдала в общий котёл в столовую. Жили мы классом, девчонки и мальчишки в одной комнате в интернате, жили дружно, ни одной ссоры за три года.

В моём выпуске – пять классов, я вторая по успеваемости, но на выпускном вечере меня не было. Ни платья, ни обуви – что мне делать среди нарядных подруг? Получила аттестат и пошла пешком в Комаревцево.

У подружки на столе лежала газета, я случайно взяла её в руки и прочла объявление о наборе в Лисичанский горный техникум. Стипендии хватало на жизнь и учёбу, это был мой шанс, и я ухватилась за него. После окончания техникума три года проработала в шахте Донбасса, вечером училась на рабфаке, хотела стать горным инженером. Поступила в ленинградский институт, который окончила его с красным дипломом. Это были незабываемые годы, я побывала во всех театрах города».

Нина Порошина (в центре) в студенческие годы / Фото: архив Нины Порошиной

Душа рвалась на родину

«По распределению я попала в шахты Кузбасса, где встретила буровика Владимира Порошина. Познакомились, когда я работала с девушкой-стажёром в подземном руднике. Поставила теодолит, нашла переднюю и заднюю точки, а девушка всё с места не сдвинется. Сделала и её, и свою работу, а Володя потом сказал, что ему очень понравилось, как я энергично и ловко со всем справлялась. Рассмотреть меня он не мог: я в спецовке, на голове каска, на боку фонарь, только по голосу поймёшь, что рядом девушка. На следующее утро он ждал меня у общежития, так всё и закрутилось.

Через год нам дали комнату в добротном доме, построенном немцами, в Новокузнецке родилась Оксана. Мы переехали в Белово, где открывалась новая шахта, там появилась на свет Оленька. Воспитывали детей без бабушек, никогда не сорились, я только сердилась, когда муж в гололёд возил детей в детский сад на велосипеде. Мы понимали друг друга с одного взгляда, прожили вместе 51 год.

Работали в Казахстане, Таджикистане, Узбекистане, высшее образование дочери получили в Томске. Когда вышли на пенсию, переехали на мою родину, поселились в Орлике. Умер муж, и дочь забрала меня в Новосибирск. Там замечательный зять, внуки, но душа моя рвалась назад, и я вернулась. Здесь могилы родных людей, здесь я дома. Вторая дочь живёт в Москве и часто навещает меня».

Фото: архив Нины Порошиной