* * *
Заповедники по всему миру приглашают к себе волонтёров: достаточно зайти на сайт и откликнуться на призыв строить туристические дорожки и домики для птиц, кормить животных и высаживать растения, заниматься уборкой или работать переводчиком. Еда и дорога – за свой счёт, проводники в потайные места, редкие виды в объективе, невиданные животные, растения и компания удивительных людей – за счёт заповедника. Многие охраняемые места недоступны для туристов, но открываются для волонтёров. Это ли не самый крутой способ повидать Кольский полуостров, гейзеры Камчатки, хакасские ущелья и Ленские столбы, спуститься на дно Гранд-Каньона или пообниматься с секвойями-толстяками? Не пронестись вихрем по открыточным видам, а перейти с духом места на ты.
Это дань космическому порядку и равновесию – делать что‑то для мира безвозмездно. Кто проживает на дне океана? Лиловый носок, чудное существо, у которого из органов есть только рот: туда попадает еда, оттуда же выходит всё ненужное. Как долго можно потреблять, переваривать и накапливать? Однажды становится мало быть просто свидетелем, хочется внести свой вклад, стать соучастником.
Ввиду сомнительного навыка ловить гениальные озарения в последний момент я опоздала на уходящие к ненаглядному Северу поезда с майскими волонтёрами, но сообразила, что и Белгородчина тоже вполне себе заповедная. Группа московских учёных решила посетить на майские праздники заповедник «Белогорье», и я напросилась к ним в помощь.
Тёплый спальник, пакет специй, которые облагородят любую походную стряпню, крепкие боты и готовность к любым поворотам – мой боевой комплект всегда наготове.
Фото Ольги Алфёровой
* * *
Пока в белоснежной «газели» двое в камуфляже ожесточённо режутся в карты, лучащаяся солнечной улыбкой Катерина – почвовед, экскурсовод и золотые руки – щедро одаривает ею всякого, входящего в её круг. Я забираюсь в кабину, и мы трогаемся.
«Закрой окно – простудимся!» – кричат сзади.
«Ничего, потерпишь, – говорит водитель, но окно закрывает. И наклоняется ко мне: – Кто заболеет – того сбрасываем по дороге».
«Строго тут у вас…»«У нас тут строго только с чувством юмора, иначе не приживёшься».
Через два часа пути я успеваю дочитать книгу и проникнуться благодарностью за отсутствие пустых разговоров. Это Техас, детка, суровые ковбои говорят только по делу.
Сквозь деревья видны Лебединский и Стойленский ГОКи. Они огромны и занимают 180 градусов горизонта. Обзор великолепный – мы в Ямской степи. Это так называемая саванная степь – на её бескрайне ровной поверхности растут редкие одиночные деревья, здесь – плодовые. Их «высаживают» лисы: полакомившись плодами, они, стремясь утвердить свою территорию традиционным для животных способом, выбирают холмик повыше и здесь откладывают семена. На бугорке деревцу легче расти.
* * *
Хуторок в степи притаился в 11 километрах от ближайшего села. Здесь была деревня, от которой остался один невидимый старик – его дом покоится где‑то в зарослях. Домик, где мы обосновались, – здание бывшей сельской школы, а сейчас – временное пристанище для инспекторов и волонтёров. И это чувствуется: дырка для домового в потолке каждой комнаты, длинный стол с весёленькой клеёнкой заставлен посудой, продуктами и ещё бог весть чем, штук семь деревянных кроватей и внезапно пластиковые окна. На этом кордоне, в соседнем доме живёт инспектор Сергей с семьёй. Он охраняет участок заповедника от незваных гостей, его дочь – длинноногая красавица в каком‑то бушлате и сапожищах, крошка-сын повелевает гусями и наслаждается волей, где никто его не одёргивает «туда-не-ходи-упадёшь-собаки-покусают». У Сергея большое хозяйство – отара овец, гуси, куры, псы и конь, статный и длинноногий, а ведёт себя как пацан – катается на спине по лужайке. У крыльца мучительно дрожит трёхдневный ягнёнок в каракулевой шубке, его тонкие ножки примотаны к рейке по типу шины: новорождённого растоптали овцы.
Фото Ольги Алфёровой
* * *
Мы покупаем простые продукты – гречневую крупу, хлеб, сыр, халву для рыжеволосой аспирантки Нины, кофе для пристрастившихся, быстро пьём его с домашними котлетами, едим много сала, на которое никогда не заримся в городе, добавляем крапиву в чай и делаем из неё рагу. Аппетит богатырский, а жизнь становится проще. Влажные носки – не мокрые. Ты умываешься ледяной водой из шланга и совсем не думаешь о раздражённой коже. Ботинки сушишь газетой New-York Times, причём левому досталась полоса с заголовком «Я не люблю убивать детей».
И здесь ты никогда не устаёшь. Точнее, устаёшь, но не мучительно, не раздражённо, а удовлетворённо, укутываешься тяжёлой бархатной истомой. Спишь сладко и спокойно, без мыслей, и высыпаешься за шесть часов. В тумбочке находишь мышиные какашки, равнодушно сметаешь их веником. Быт отступает. Зона комфорта – безгранична. Радость – в простых вещах.
* * *
Весенняя природа очень страстная. Она безумно торопится жить, бесстрашно, без оглядки, открытая, величественная и уязвимая. Спиленные ветви яблони зацветают через неделю лежания на свалке. Виноградная лоза даёт листья, пока мы пьём чай. Лопнувшие почки с дрожащим слепым листком салатового цвета трогательны, как неуклюжие малыши. Воздух плотный настолько, что его пласты раздвигаешь руками, он наполнен нежностью и страстью, аромат цветения ощущается языком, впитывается телом через поры, как губкой. Розовый миндаль дурманит восточным духом. Ночь неимоверно шумна, в ней нет ни мига пустоты, каждый шаг секундной стрелки наполнен взволнованным звучанием любовной песни природы.
Фото Ольги Алфёровой
* * *
Люди – это всё. Это Катя, которая оставляет мягкий женский след тёплого уюта везде, где появляется – она преображает походный холостяцкий кордон. Это Тая, которую раньше раздражали берёзы, потому что они – агрессивное лиственное дерево, которое жёстко угнетает другие растения. Это Лена, которая ходит босиком, пока мы поплотнее затягиваем капюшоны и жилеты от ветра. Это Александр, который заранее скучает по дочке: впереди месячная командировка с делегацией орнитологов из Франции. Это огромный Олег, старший инспектор, который, поразмыслив, отказывается пить чай в компании брюнетки, блондинки и рыженькой. Это Нина, аспирант с двумя рыжими косичками и голосом ребёнка. Она провела два года в горах Сихотэ-Алиня, изучая растительность для диссертации:
«Самое сложное – это не палатки и даже не тигры в тайге. Главная трудность – заново узнавать человека, с которым ты дружен много лет. И узнавать себя. Экстремальная ситуация, усталость, жизнь на грани открывают небывалые горизонты внутри. Но это нужно делать: постоянно проверять собственные границы, узнавать, как далеко ты можешь зайти – только так узнаешь, на что на самом деле способен».
Передвигаться с ними на природе решительно невозможно. Каждые два метра кто‑то из волонтёров падает на землю. Падает, чтобы рассмотреть интересное растение поближе, покрутить его в руках, вспомнить применение, обсудить происхождение, сфотографировать. У меня под ногами растёт трава, у девушек – открытая книга, по которой они могут читать биографию местности и рассказывать бесчисленные истории.
***
Работы в заповеднике много, она нетрудная, но необычная. Каждое действие – упражнение для внутреннего буддиста. Чего стоит весь твой хвалёный дзен, когда за пять километров от кордона внезапно громыхают молнии и валит град, а на тебе – приталенный дождевик для девочек, в ботинках хлюпают пакеты, натянутые на ноги от промокания, а за спиной – рюкзак со снедью, банкой краски и дорогим фотиком? Промокнув через пять минут до нательной майки, выбираешь всего из двух вариантов: психануть и проклясть день, когда родился, или посмотреть на Катю. Она смеётся и говорит: это что, бывало и похуже! И рассказывает, что однажды деревенские пацаны ради смеха подожгли сено, но началась такая же сильная гроза. Поджигателей побило градом: видимо, кто‑то наверху разгневался и наказал их, а заодно сохранил деревню от начинающегося пожара.
Спасибо, сияющий человек, что твой бодрый дух ничем не сбить. Мы собираем пожитки и под ливнем бредём с тонущего корабля через балки и овраги к кордону, а аспирантки-амазонки остаются. У них волонтёрская задача: сосчитать популяцию рябчика, и дождь – не повод прекращать вечеринку.
Фото Ольги Алфёровой
Рябчики – это отнюдь не птицы, а редчайшие краснокнижные цветочки. Провести их учёт – ещё один дзен-тренажёр. Нужно обнаружить места их произрастания, поставить GPS-метку. Посчитать и описать травы и цветы, растущие рядом, изучить толщу дёрна. Пересчитать каждый цветок на делянке и зафиксировать популяцию. Измерить высоту растения до первого соцветия. Затем высоту до самого длинного отростка. Посчитать листья и плоды. Семь-листочков-три-цветочка. И так раз сто пятьдесят. Ни одно растение я не знаю так хорошо, как краснокнижный рябчик.
Другой квест – посчитать гусей, которые возвращаются с зимовки. Мы с Пашей сидим на пригорке. Впереди ГОК, слева закат, а справа – кусок неба, в который мы впиваемся глазами. Дело нехитрое – записать, сколько гусей в клине и в какое время они летят. Но лучше не отвлекаться, не дёргаться и не бегать – птички живо воспользуются невнимательностью и проскочат мимо бинокля. Так, в чисто созерцательном упражнении, проходят два часа в позе лотоса.
Самое сложное – это практика неделания. Когда кругом ливень, все планы на день отменяются и остаётся коротать время. А как? На сон нужно меньше обычного, Интернет – хвала небесам – не ловит, а смотреть телевизор, да ещё и с глитчевой восьмибитной картинкой ввиду отсутствия антенны, мы уже давно разучились. Вот тут‑то и остаёшься один на один с собой. Читаешь книгу. Рассказываешь о себе. Слушаешь истории. Рисуешь. Думаешь. Каждому своё – лишь бы не заскучать, лишь бы не замолчать и не паниковать в этой встрече с собой лицом к лицу. Вот так, помаявшись и успокоившись, ловишь драгоценное в своей редкости наслаждение – ни от чего‑то стороннего, а полнотелое, самодостаточное счастье быть. Просто быть.
Фото Ольги Алфёровой