— Когда вы начали увлекаться музыкой?
— Я вырос в Харькове. В детстве постоянно доставал отца вопросом: «Когда ты отдашь меня в школу?». И однажды во время прогулки по старым кварталам он привёл меня в Харьковскую среднюю специализированную музыкальную школу-интернат. Это общеобразовательная школа с музыкальным уклоном. С первого класса я учился играть на виолончели, второй обязательный инструмент был фортепиано. Я неплохо владею роялем, но до уровня ребят, которые изначально специализировались на фортепиано, мне далеко. Потом я учился в Саратовской государственной консерватории имени Л. В. Собинова.
— А как попали в симфонический оркестр Белгородской государственной филармонии?
— Музыканты в консерватории делятся на два типа: те, которые «сидят на попе ровно» и хотят только сдать государственные экзамены, и те, кто уже подрабатывает в оркестрах, поэтому тоже не рыпаются в поисках чего‑то другого. Я даже не думал переезжать в Белгород, если бы не моя будущая супруга Оксана. Она актриса. А актёры на старших курсах ездят по фестивалям, показывают студенческие спектакли. И на одном из таких фестивалей директор драматического театра имени Щепкина пригласил Оксану в Белгород работать. Она рассказала обо мне. У нас было небольшое окно между госэкзаменами, мы приехали. Художественный руководитель театра Виталий Иванович Слободчук и директор филармонии Светлана Юрьевна Боруха созвонились и помогли мне собрать комиссию для прослушивания. Я жутко волновался: для меня госэкзамен был здесь, а не в саратовской консерватории – фактически решалась моя судьба. Во мне увидели потенциал, и я уже шестой сезон работаю в филармонии.
— Помните первое впечатление, когда пришли знакомиться с оркестром?
— Страх. Мне довелось поиграть в нескольких оркестрах по России – впечатление удручающее, потому что есть практика дедовщины, когда во всём виноваты молодые. И я, когда приехал сюда, готовился к худшему. Полгода не мог прийти в себя, ожидал каких‑то нападок – а их не было. Отношения коллег, в частности моего начальника группы, иначе, чем семейными, не назвать – отеческая любовь. Например, я сижу с коллегой за пультом, и она в очень тактичной манере поправляет, подсказывает. Наверное, дело в том, что симфонический оркестр молодой, и люди, которые здесь начинали, создали элемент традиции. И эти традиции настолько хороши, что, я надеюсь, не испортятся.
— Как проходит ваш рабочий день?
— Есть общая репетиция. А после каждый музыкант занимается самостоятельно. Я для себя обозначил два варианта труда музыканта: ручной труд, когда у тебя в руках инструмент и ты проделываешь техническую работу, и умственный, когда обдумываешь, как что‑то сыграть, исполнить. Для второго инструмент нужен, только чтобы подтвердить или опровергнуть то, что ты в голове придумал. Если вы видите музыканта без инструмента – это ещё не значит, что он не работает.
— Вы играете в других коллективах и проектах помимо симфонического оркестра?
— Мне нравится в оркестре, это определённые эмоции и задачи. Когда играешь сольно, появляется немножко больше свободы. Я люблю камерную музыку – это жанр, который рассчитан на небольшое количество музыкантов и слушателей. Но в современных реалиях он часто выпадает из музыкальной жизни, потому что коммерческим заведениям невыгодно устраивать концерты для маленькой аудитории. И, как ни странно, именно люди моего поколения ищут, как сохранить камерную музыку. Это поиск музыкального философского камня. В 2016 году родился проект Classic Underground, в котором мы пытались найти новую форму подачи камерной музыки. Мы не изобретали велосипед: сочетание искусств всегда интересно, поэтому выбрали такой формат, где музыканты исполняли музыку разных эпох, настроений, а на экранах показывали картины великих художников. Зрители очень тепло восприняли Classic Underground, и сейчас мы работаем над его трансформацией.
— Какие ещё музыкальные эксперименты ставили?
— На фестивале искусств «Этажи» немного поразбойничал с замечательными танцорами из объединения «Четыре/четверти». Играл сюиту Баха, а они танцевали хип-хоп. Когда мне предложили поработать в таком формате, я сомневался, мне казалось, что это уличное искусство. Потом посмотрел, как ребята танцуют – что‑то невообразимое! Это не тот верхний брейк, что я в детстве видел. Мы поняли, что можем друг другу помочь, получилось взаимовдохновение.
Там же, на фестивале, впервые выступил вместе с женой. Это был музыкальный моноспектакль по стихам Марины Цветаевой. Идея давно витала в воздухе. Изначально хотели показать развитие и становление женщины. Стихи выбирала Оксана, а музыка подбиралась под временные рамки жизни поэтессы, поэтому мы остановились на Григе, Рахманинове, Шостаковиче. Сочетать музыку и поэзию не так просто. Когда выступаешь сольно, хочешь – играешь громче, хочешь – тише. А тут рядом ещё голос. И надо искать баланс между возможностями человеческого голоса и музыкальной сутью.
— Где в Белгороде послушать камерную музыку?
— В Белгородской государственной филармонии и в музыкальном колледже им. С. А. Дегтярёва. Камерная музыка – неотъемлемая часть образовательного процесса. В филармонии исполняются части сонат, отрывки пьес, которые написаны специально для конкретных инструментов. Но, по моему мнению, этого недостаточно. Проблема в том, что классический концепт концерта себя изжил. Технологии идут вперёд, масскульт не стоит на месте, и с этим надо считаться. Все ищут форму концерта, потому что суть не меняется. Суть – это мысль композитора. Камерная музыка тем и сложна, что она для композитора как оголённый нерв.
— А как живётся в творческой семье, где муж виолончелист, а жена – актриса?
— Считаешь, что жена с тобой разговаривает, а потом понимаешь, что она текст повторяет. Или мысленно в голове играешь, а потом оказывается, что долгое время делал это на воображаемом инструменте. Для нас такое норма.
— На первом фестивале «Этажи» вы представляли собственное произведение. Часто сочиняете музыку?
— Балуюсь иногда. Не могу назвать себя композитором, это слишком громко. В основном пишу для виолончели, для фортепиано написал несколько пьес. Что‑то выходит как импровизация. Есть моменты, которые рождаются в мыслях – записываешь, пока живо, а то улетит.
— Над какими проектами работаете сейчас?
— Продолжаю работать с хип-хоперами. Решили увеличить масштаб – с 30 минут до часа. Возможно, «поиграем» не только с Бахом. У симфонического оркестра ближайший концерт 7 декабря – посвящён 90-летию со дня рождения Евгения Светланова, музыка которого будет звучать, а 14 декабря Б. Барток – Концерт для оркестра и Концерт №2 для скрипки с оркестром. Для меня это очень интересные программы, яркие и эмоционально насыщенные.
— А какую музыку слушаете вне работы?
— Обожаю джаз – это космос. Рэп не люблю, хотя иногда попадается что‑то интересное. Не люблю большую часть попсы, но слушаю: для меня это белый шум. Когда долго работаешь над произведением, тебя ещё несколько часов преследует эта музыка. Некоторые музыканты дома вообще ничего не слушают – отдыхают эмоционально. Я могу даже после классического концерта послушать классическую музыку, но иногда хочется переключиться, иногда хочется тишины. Тишина – тоже музыка.
— Можете дать совет, как правильно слушать классическую музыку?
— У меня в детстве был знакомый сантехник, который слушал сонаты Бетховена. А для кого‑то невообразимо выйти за рамки поп-культуры или даже русского шансона. Можно, конечно, специально готовиться к классической музыке: например, почитать, что композитор имел в виду. В советское время слушатель был подготовлен отлично, многие люди без профессионального музыкального образования приходили слушать с партитурами. Но на самом деле достаточно просто прийти и расслабиться. Ты сам поймёшь, как это слушать. Кто‑то будет получать удовольствие чисто эстетическое, кто‑то проникнется глубиной произведения, трактовкой.
— Что бы вы пожелали к 25-летию симфонического оркестра?
— Сил – физических, моральных, душевных. Здоровья, чтобы наш оркестр долго-долго жил, развивался и не стоял на месте.