– Аркадий Данилович, давайте с самого начала…
– Я родился на Украине, в селе Студеники, в тех местах, где проходила Переяславская Рада. Война, два года мы были под оккупацией – не дай бог пережить такое. После освобождения закончил семилетку, поступил в Киевское артиллерийское подготовительное училище, продолжил учёбу в Киевском артиллерийском Краснознамённом училище – одном из лучших в стране. В 1951 году окончив его по первому разряду, выбрал местом службы Группу советских войск в Германии, попал в 400-й артиллерийский полк во Франкфурте-на-Одере. Дослужился до капитана и командира батареи, а в 1958 году поступил в Артиллерийскую командную академию в Ленинграде.
Изначально стремился попасть на ракетный факультет – уже шло развитие ракетных войск.
Новая сила
– Какое в то время в среде военных было отношение к ним?
– Мы, артиллеристы, очень гордились, понимая, что на смену нашим 122-миллиметровым гаубицам приходит что-то совершенно новое. В 1954 году на Тоцком полигоне уже прошли учения с применением атомной бомбы, особо об этом не распространялись, но военные знали. На нашем факультете мы учились не три года, как на остальных, а четыре, и готовили нас как специалистов ракетных войск и артиллерии сухопутных войск. Но когда мы закончили академию, уже развивались ракетные войска стратегического назначения – особый вид войск, скоро ставший главным в вооружённых силах. Штаб РВСН получил право отбирать самых перспективных специалистов в любых отраслях. И вот кадровики приехали к нам, разделили учебную доску чертой, на одной стороне написали «РВСН» – и там оказалась моя фамилия.
– То есть офицерский состав РВСН изначально был элитным?
– Это верно. Меня назначили командиром отдельного дивизиона РВСН в Ивановской области. Два «старта», казарма и столовая – больше ничего. Ракетный щит страны создавался спешно: после подготовки стартовых площадок сразу организовывали боевое дежурство, а быт налаживали потом. В то время в Советском Союзе было 12 межконтинентальных баллистических ракет Р-16 8К64У, которые могли достать до США. Две были в моём подчинении.
Я прибыл в дивизион в сентябре 1962-го, и через считанные недели разразился Карибский кризис, когда в ответ на размещение американских военных баз в Турции Хрущёв приказал разместить наши ядерные ракеты среднего радиуса действия на Кубе. Как сейчас помню: объявили боевую тревогу, я прибежал на командный пункт. На пакетах приведения ракетных войск в повышенную боевую готовность напечатан сигнал – «Зарево-739». Сообщение ТАСС, мысль: ёлки-палки, война началась… Около четырёх месяцев мы стояли в состоянии повышенной боевой готовности, пока дипломаты решали вопрос.
– Трудно дались эти месяцы?
– Первый шок прошёл быстро, да и потом мы же знали, к чему нас готовят и чем придётся заниматься. Изначально для РВСН не было мира или войны – они всегда в состоянии боевой готовности. Поэтому паники не было.
– Можете сказать, куда конкретно целились ваши ракеты?
– Мы были в курсе, что наша общая цель – США. А точные цели обозначались на носителях, которые прибывали из Главного штаба ракетных войск. Их вводили в ракету перед постановкой на боевое дежурство, и куда она полетела бы – мы абсолютно не знали.
Фото с сайта http://leninsk.ru
Ракеты и ракетчики
– Какое вооружение имел ваш дивизион?
– Ракеты: 30 с лишним метров в высоту, больше 3 м в диаметре. По штату в дивизионе было 700 человек, из них практически 100 – офицеры. Для пуска каждую ракету нужно было вывести из хранилища, установить на пусковой стол, пристыковать, заправить горючим, сжатым воздухом... Эти ракеты конструкции академика Янгеля могли взлететь только через 11, позже 7–8 часов после команды на пуск. Конечно, если ракеты от США до нас летели бы 30–35 минут (с атомных подводных лодок ещё меньше), то мы бы опаздывали с ответным ударом.
В 1968 году я стал командиром полка ракет отдельного старта (ОС). На его вооружении состояли уже новые ракетные комплексы, объединённые в разработанную конструктором Челомеем систему группового старта. Десять пусковых установок на удалении друг от друга, чтобы нельзя было поразить одним ядерным зарядом. Ракеты стоят в шахте заправленные, с пристыкованными головными частями и в полутораминутной готовности на пуск. Командовал я полком пять лет, сделав его отличным и досрочно став полковником.
В 1974 году меня назначили начштаба стоявшей в Марийской АССР ракетной дивизии, а через короткое время – первым заместителем начальника штаба 27-й ударной армии. А в 1976 году – командиром объекта в Белгородской области. Командовал я здесь войсковой частью пять с половиной лет, получил генеральское звание. Очень хорошие отношения были с руководством области. Первый секретарь обкома Михаил Петрович Трунов говорил: хорошо к тебе ездить, Аркадий Данилович: ничего ты у меня не просишь (улыбается). Я был депутатом облсовета, членом обкома партии… Приятные воспоминания.
А в 1981 году меня вызвал на линию связи начальник 12-го Главного управления Минобороны маршал артиллерии Бойчук: мы решили назначить вас начальником Семипалатинского ядерного полигона. Я: работы больше, категория выше – согласен! И через девять дней улетел на полигон. Прокомандовал им десять с половиной лет, провёл 113 ядерных испытаний, всего на полигоне прошло 457, а в Советском Союзе – 715.
Полигон
– Большое хозяйство было у вас в подчинении в Семипалатинске?
– 18,5 тыс. кв. км территории. Город – около 30 тыс. народа. Для проведения подземных ядерных испытаний нужны были тысячи специалистов. Бурить скважины – буровики, проходить штольни – метростроевцы, проложить тысячи кабелей – электрики. Испытательные площадки: на одной проводились испытания в горах, строились штольни до километра, и туда закладывался ядерный боеприпас. На другой заряды взрывали в скважинах 600-метровой глубины. На третьей площадке был ядерный реактор, испытывали свойства лазера и занимались созданием ядерных ракетных двигателей… Вот что такое ядерный полигон.
– Какой мощности заряды испытывали?
– Не более 150 килотонн – в 1974 году были введены ограничения на мощность ядерных испытаний. Созданный ядерный боеприпас принимался на вооружение после испытаний. Испытывались и боеприпасы из арсеналов – так проверялась годность нашего ядерного резерва. Каждый взрыв сопровождал комплекс научных исследований. Электроника – как она будет работать при ядерном взрыве. Как радиация воздействует на продукты, технику, горючее... Рядом со штольней стояло на площадке всё, что только можно. При подготовке одного заряда проложили тысячу километров кабеля, 3,5 тыс. участников, работали с двумя ядерными институтами.
– Наверное, сильные ощущения, когда рядом взрывается атомная бомба?
– В зависимости от мощности заряда при подземных испытаниях мы находились в 3–4 км, иногда совсем рядом. Представьте себе гору. И вот эта гора поднимается, потом оседает, камни сыпятся… В 1985 году, когда Горбачёв объявил мораторий на ядерные испытания, американцы не поверили. И тогда впервые на полигон допустили иностранных корреспондентов. Спрашивают меня: а как с точки зрения радиации здесь, чисто? Я смотрю – на отвесной скале массива Дегелен стоят два архара. Показываю: вот – животные из Красной книги, и ничего. Журналисты давай развивать тему: у нас накоплено столько ядерных зарядов, а если начнётся война… Отвечаю: не будет ни редких животных, ни самой Красной книги.
А в феврале 87-го года мы возобновили испытания. Началась работа с США по взаимному контролю. Мы предложили: давайте проведём поочерёдно испытания и каждый измерит мощность своим методом. Я возглавил комиссию от СССР. После долгих консультаций в августе 1988-го наша делегация поехала в штат Невада и приняла участие в ядерном испытании на этом американском полигоне. А 14 сентября участниками испытаний в Семипалатинске стали американцы. Понаблюдав за мной, говорили: генерал Ильенко определяет мощность ядерного взрыва пятками.
– Аркадий Данилович, можно сказать, что в 60–70-е годы вы были в числе тех людей, которые держали в своих руках судьбу мира. Как вы жили с этим ощущением?
– Когда я был замначальника штаба армии, периодически заступал начальником смены – командиром дежурных сил – 586 ракет. В ракетном полку командир дежурных сил сидит в кресле, под рукой ключ от сейфа, где лежит пакет. За время дежурства он не может отлучиться, уйти, даже встать – полторы минуты даётся, чтобы достать пакет, вскрыть его, прочитать сигнал и отдать команду. В любую секунду он должен этого ожидать. Тут от человека всё зависит.
Фото с сайта http://mediadetail.ru
Белгородская страница
– В 1999 году вы стали инициатором создания региональной общественной организации ветеранов подразделений особого риска. Почему?
– Только с Семипалатинского полигона на Белгородчину прибыли десятки людей. Участники ядерных испытаний на Новой Земле. Офицеры, вручную собиравшие ядерные боеприпасы, – в конце 50-х годов мы спешили догнать США, уже имевших план ядерного уничтожения СССР. Ликвидаторы аварий на ядерных объектах, участники атомных учений на Тоцком полигоне. Авиаторы и моряки с атомных подводных лодок, где были аварии с ядерными реакторами. На момент создания организации насчитали таких 260 человек – мы штучный товар.
Руководил я организацией до апреля 2014 года, сейчас её возглавляет генерал-лейтенант Коноваленко. Рассказываем о нашей службе: организовываем выставки, встречи, работаем с детьми. Помогаем вдовам наших товарищей: в закрытых военных городках они были при мужьях, работали в детских садиках или вспомогательных службах, пенсия на уровне социальной. Вместе с тогдашним начальником управления соцзащиты Василием Захаровичем Гетманским проработали областной закон о социальной помощи вдовам ветеранов подразделений особого риска. С помощью администрации Белгорода организация установила возле диорамы памятный знак «Белгородцам – участникам создания ядерного щита Отечества». Шефствуем над белгородским детским домом «Южный». На выигранные гранты и с помощью спонсоров в 17-й школе Белгорода под руководством и при личном участии Юрия Владимировича Коноваленко создан музей «Ядерный щит Отечества».
– Какие увлечения у вас были и есть?
– Очень много читаю, раньше любил журнал «Иностранная литература», перечёл Льва Толстого. Чехов, Тургенев… Я читатель разносторонний.
Стараюсь поддерживать форму: встаю в полседьмого, одеваюсь, иду по городу. Прошёлся хорошенько, принял душ, позавтракал и стараюсь опять работать – изучаю стихи, считаю в уме, двигаюсь. Я никогда не сижу. Раньше вплотную занимался штангой – выжимал 80 кг, толкал 120, сдал на первый разряд.
– Ваши кулинарные предпочтения?
– Есть недостаток – очень люблю сладкое. Если жена ставит конфеты, сразу говорю: убирай, иначе я не остановлюсь. А так завтрак – ряженка, простокваша, хлопья. Тыквенная каша, бутерброд с рыбкой, сало. Всеядный, но всё в рамках разумного.
– Аркадий Данилович, какими личными установками вы жили и живёте? Назовёте семь правил генерала Ильенко?
– Семь – это много. Три правила. Честность, ответственность и работоспособность – во всех отношениях. Я деревенский парень, отец погиб на фронте, никогда не было никакой руки. Если трудишься, если у тебя есть сподвижники, коллектив, работающий нормально и выполняющий те задачи, которые перед ним поставлены, – ничего не случится. Работоспособность и ответственность круглые сутки – особенно когда речь идёт об армии. Карьеризм бывает двух направлений. Первое – труд, ответственность, знания. И есть другой карьеризм – поддакнуть, лизнуть и так далее. К сожалению, и таким путём люди продвигаются, но сколько же они приносят вреда. Ну а я достиг чего достиг. Всего добился сам. Этими правилами живу и до сегодняшнего дня.