Размер шрифта:
Изображения:
Цвет:
20 марта 2014, 09:36
 Алексей Севриков 5533

Гайдн из Борисовки

Журнал «ОнОнас» рассказывает, как крепостной крестьянин из Белгородской губернии добился мирового признания

Гайдн из Борисовки Степан Дегтярёв. Фото Михаила Малыхина
  • Алексей Севриков
  • Статья

Памятник, который стоит перед входом в музыкальный колледж Белгорода, некоторые шутя называют Фредди Крюгером – находят в дирижёрском взмахе нечто устрашающее. На самом деле Степан Дегтярёв, чей образ пытался передать скульптор, был очень светлым человеком. Но, счастливый и несчастный, знаменитый и безвестный, он так и остался в истории размытым гением.

В общих чертах

О том, как выглядел прославленный композитор, можно лишь догадываться – немногочисленные художники писали портреты Дегтярёва по памяти или даже с чьих-то слов. Вероятно, и лицо музыканта достаточно условное. Зато мы точно знаем, чьи у памятника руки – белгородского дирижёра Вадима Шувалова. Именно его экспрессивный жест запечатлел скульптор Анатолий Смелый в 1993 году. Двумя годами ранее музыкальному училищу присвоили имя Дегтярёва.

Но о самом композиторе известно немногое. Мы даже не знаем дату его рождения, только год – 1766-й. Он появился на свет в семье крепостного крестьянина Аникия Дегтярёва в слободе Борисовка Белгородской губернии. Степан с ранних лет проявлял редкие музыкальные способности и, будучи семилетним мальчиком, обратил на себя внимание графа Шереметева (Борисовка была вотчиной известных меценатов). Ребёнка перевезли в подмосковную усадьбу Кусково служить при крепостном шереметевском театре. Обрадовавшись талантливому пополнению, хозяин даже освободил Аникия Дегтярёва «от повинности сдачи отсыпного хлеба».

Оценив талант Степана, Шереметевы дали крепостному отличное по тем временам музыкальное и общее гуманитарное образование. Дегтярёва учили придворный капельмейстер Екатерины II Джузеппе Сарти, композитор и дирижёр Иоганн Фациус (его семья находилась в близких отношениях с Бетховеном), учёный-лингвист, член Российской Императорской академии Антон Барсов и другие видные деятели. Некоторые биографы полагают, что в 1780-е годы Николай Шереметев посылал Степана в Италию – в Миланскую консерваторию – «для развития композиторского дарования».

«Не трогаючи даже струны…»

Так или иначе, впитывая уроки выдающихся преподавателей и с младенчества занимаясь музыкой, к 25 годам борисовский крепостной стал едва ли не самым образованным музыкантом своего времени. Он в совершенстве владел итальянским, немецким и французским языками, играл на гуслях, скрипке, фортепиано, выступал как солист, ансамблист и капельмейстер, редактировал чужие музыкальные сочинения и создавал собственные. Благодаря Дегтярёву частный шереметевский театр стал настолько популярен, что ценители искусства отдавали предпочтение не спектаклям, игравшимся в центре Москвы, а концертам в загородном Кусково.

Один из исследователей отмечал: «Дегтярёв никогда не употреблял больших усилий и времени для своих сочинений, работал по большей части ночью, вскакивал с постели, писал быстро, не трогаючи даже струны ни на каком инструменте, и даже не переправлял однажды написанного».

Разумеется, за внешней лёгкостью стоял ежедневный кропотливый труд. Чего только стоит работа Дегтярёва в петербургский период, когда лучшую часть шереметевской труппы перевели в северную столицу. Он тщательнейшим образом отбирал певчих, по специальной методике, которая, увы, утрачена. Дегтярёвская капелла разучивала сложнейшие хоровые сочинения за три-четыре репетиции, в то время как сегодня даже профессионалам недостаточно трёх-четырёх месяцев.

Зная языки, композитор мог следить за новинками европейского музыкального искусства. Это позволило ему перевести и научно переработать наиболее нужный для подготовки русских музыкантов труд Винченцо Манфредини «Правила гармонические и мелодические для обучения всей музыке».

5 августа 1805 года, накануне выхода «Правил» в свет, «Санкт-Петербургские ведомости» сообщали: «…Сия книга единственная в своём роде на отечественном нашем российском языке, тем более любопытнее почтеннейшей публике должно показаться, что она подаёт истинное сведение о круге гармонической мелодии…»

Памятник Степану Дегтярёву в Белгороде.
Памятник Степану Дегтярёву в Белгороде.
Фото Михаила Малыхина

Концерт раз в два века

Логичный вопрос: почему современники называли Дегтярёва русским Гайдном, ставили в один ряд с Бетховеном и Моцартом, а мы толком и не знаем, чем конкретно прославился наш земляк? Представьте, даже самое известное (!) произведение композитора после 1818 года было исполнено в следующий раз только в 2012 (!!!) году. Речь о первой русской оратории «Минин и Пожарский, или Освобождение Москвы».

Оратория – это крупное музыкальное произведение для хора, солистов и оркестра. Она отличается от оперы отсутствием сценического действия, а от кантаты – бóльшими размерами и разветвлённостью сюжета. После дебюта оратории в марте 1811 года восторженным отзывам не было числа.

Гавриил Державин писал: «Г-н Дехтярёв своею Ораториею доказал, что он может поставить имя своё наряду с первейшими композиторами в Европе. Рукоплескания сопровождали почти каждый куплет ея. Оркестр состоял почти из 200 единственно русских музыкантов под управлением самого г-на Дехтярёва. Величественные хоры с музыкою роговою, прекраснейшие арии, гармонические переходы тонов и мастерские фуги, из коих составлена Оратория, утвердят навсегда славу г-на Дехтярёва между его соотечественниками и даже в других государствах, ибо оратория переведена уже одним учёным мужем на итальянский язык, и полная партитура музыки с итальянскими словами отправлена будет в Неаполь».

Почти через пять лет после смерти композитора оратория прозвучала в честь открытия памятника Минину и Пожарскому и снова имела оглушительный успех. На концерт, состоявшийся в зале Благородного собрания, пришли более трёх тысяч человек, а общий сбор составил 20 000 рублей. Произведение требовало огромного исполнительского состава, и в частности рогового оркестра – уникального явления российской музыки, аналогов которому нет нигде в мире. Каждый музыкант с помощью рога мог издать только одну ноту, исполнение же целой партитуры требовало невероятного мастерства.

Секрет роговой музыки был утерян ещё в XIX столетии – возможно, поэтому дегтярёвская оратория почти два века не исполнялась в оригинале. Восстановить «роговой» секрет удалось лишь в 2006 году с появлением в Санкт-Петербурге специализированного оркестра. И только 4 ноября 2012 года, в День народного единства, оратория была представлена в Московском международном доме музыки именно тем составом, для которого и была написана в 1811 году.

Вскормлённый в неволе

Есть версии, что Степан Дегтярёв сжёг десятки собственных сочинений, а дошедшие до нас партитуры искажены многочисленными ошибками (они переписывались от руки не всегда образованными регентами или певчими). Отчаяние музыканта и пренебрежительное отношение к его наследию можно объяснить социальным статусом Дегтярёва. Несмотря на многочисленные обещания, Шереметевы так и не дали композитору вольную. Он мог иметь соответствующие таланту жалование, должности, звания, почести, однако на всю жизнь остался крепостным. Именно таким он и нужен был хозяевам: блестяще подготовленным, талантливым и рабски зависимым.

Личная жизнь жёстко регламентировалась. Карманных денег не выдавали. Свидания запрещались. Разрешение на супружество Дегтярёв получил, когда ему шёл пятый десяток…

Музыканты могли зарабатывать, давая концерты на стороне, но и это ему было запрещено. Повелением от 18 апреля 1793 года Николай Шереметев приказывал своему управителю: «Петру Петрову стараться наблюдать, чтоб Степан Дехтярёв, музыку Загряжскому и другим давать не отважился, и наказать всем, чтоб смотрели за тем прилежнее».

После смерти графа композитор вновь ходатайствовал о вольной, и решением совета опеки его отпустили по паспорту. Паспорт не освобождал от крепостной зависимости, Дегтярёв лишился половины годового жалования, но получил право жить и работать по своему усмотрению. Устроиться оказалось делом трудным: при найме музыкантов предпочтение отдавали иностранцам, заказов сочинений не поступало, кормить семью было нечем. Сына и беременную жену Дегтярёв отправил к родственникам в Борисовку.

Даже грандиозный успех оратории не повлиял ни на общественное положение композитора, ни на условия жизни – он оставался крепостным и полунищим. Положение усугубилось с нашествием Наполеона, и Дегтярёв направился к родным местам. Он безуспешно искал работу в Борисовке и Харькове и в итоге «принуждён был взять незначительное место учителя пения в семье одного помещика Кудинцова Льговского уезда в 80 верстах от своей родины».

После изгнания французских войск, на волне всеобщего патриотического подъёма, композитор приступил к созданию оратории «Торжество России, или Истребление врагов её и бегство Наполеона», но завершить сочинение не успел.

«Носился слух, что вторую ораторию его купил обманом какой-то иностранец и где-то выдавал за свою», – написал один из биографов.

Правдив этот слух или нет, мы, наверное, уже не узнаем. Как не узнаем звучания десятков утерянных или сгоревших дегтярёвских произведений. Но Степан Дегтярёв останется в названиях улиц и переулков, в хоровых фестивалях музыкального колледжа и в бронзовом образе, с условным лицом и чужими руками.

В материале использованы цитаты из книги Юлия Горяйнова «Степан Аникиевич Дегтярёв».


Ваш браузер устарел!

Обновите ваш браузер для правильного отображения этого сайта. Обновить мой браузер

×