Шанс на жизнь и сострадание
Будни Марфо-Мариинского сестричества милосердия глазами волонтёра из Кемеровской области
Олег Быков живёт при монастыре уже месяц-
Олег Быков
-
Белгородская правда
-
Олег Быков
-
Белгородская правда
Просыпаюсь от размеренного колокольного звона. И первый, кого вижу – седобородый старец со свитком в руке. И так каждое утро.Преподобный Амвросий – на иконе, а я – в гостинице для паломников Марфо-Мариинского женского монастыря в Белгороде.
Обычно тут селят приезжих семинаристов, но сейчас здесь один я – волонтёр с Кузбасса. Приехал, зная, что сестричество при монастыре помогает беженцам и нуждается в рабочих руках. В дверь нетерпеливо стучат: прибыл очередной груз из Москвы, нужно перенести вещи на склад. Предстоит очередной рабочий день…
Мирный город
Всё началось во вторую неделю июля с окованных железом ворот монастыря с табличкой «Церковный штаб помощи беженцам». Я к тому времени четыре дня провёл в поездах, приехал на «Ласточке» в компании отпускных военнослужащих и уже настроился на боевые действия. Но Белгород, если не брать во внимание повсеместные указатели «Укрытие», оказался мирным городом.
Фото: Анна Емельянова
Первым, с кем я познакомился на белгородской земле, стал атаман станицы Преображенской Игорь Борисов: его казаки семь лет назад обос-новались в монастыре, охраняют его. Про Кузбасс он наслышан, а волонтёрам не удивляется.
«Тут ведь приезжал народ из Москвы и Екатеринбурга, когда пошли обстрелы», – поясняет атаман.
Правила жизни при монастыре соблюдать несложно, самое непростое лично для меня в жару – нельзя ходить по территории в шортах, только в брюках. Зато кормят в трапезной, а там даже постные блюда вкусные и сытные!
Спускаюсь по длинной лестнице на цокольный этаж, в штаб помощи. И вижу, что народу там тьма. Сестра милосердия Эвелина Шпакович и два волонтёра еле успевают записывать просьбы и перенаправлять кого за продуктовым набором, а кого – на вещевой склад. Звучат названия населённых пунктов, гремящих (в прямом смысле) на всю Россию: Шебекино, Таволжанка, Грайворон…
«Поверьте, сегодня ещё немного людей пришло! – рассказывает руководитель Церковного штаба помощи беженцам старшая сестра Марфо-Мариинского сестричества милосердия Елена Химченко. – Когда начались обстрелы Шебекино, то очередь тянулась от ворот монастыря. Было дело, 693 человека пришли в один день за проднаборами. А сейчас – не больше 100».
Старшая сестра Марфо-Мариинского сестричества Елена Химченко по своему опыту знает, как тяжело приходится беженцам / Фото: Анна Емельянова
Елена и сама когда‑то прошла этой горькой дорогой: в 2015 году ей с детьми пришлось покинуть Украину. Приютили родные в Белгороде, а на рынке стоило заговорить о том, что беженка, тут же вручили две сумки с вещами для деток, бесплатно. Такое не забывается. Поэтому Марфо-Мариинское сестричество под её руководством с благословения церковного начальства с прошлого года стало помогать беженцам: сперва жителям приграничья, в том числе из многострадальной Журавлёвки, которую ВСУ начали обстреливать в 2022-м (один из журавлёвцев, Михаил Кравченко, волонтёр при сестричестве). Потом пошёл поток харьковчан, а с началом диверсионных нападений на регион и массированных обстрелов в монастырь потянулись обездоленные жители Шебекино.
Матрасный аврал
В кладовые штаба помощи постоянно вносят мешки, баулы, свёртки. Я подключаюсь к этой суете: из Подмосковья пришла «Газель», заполненная под потолок матрасами и подушками для солдат.
Волонтёры-москвичи идут отсыпаться с дороги, а все свободные мужчины – Александр Макарчук, Александр Глазунов и я – начинают разгрузку автомобиля.
Волонтёры привезли в госпиталь помощь для раненых / Фото: Анна Емельянова
На старом флоте было такое понятие – угольный аврал, когда весь экипаж, засучив рукава, занимался погрузкой угля в трюм. В штабе помощи свои авралы: хоть раз в день, но придёт грузовик с вещами. Сегодня матрасы, завтра – пелёнки и памперсы, потом продукты и т. п.
Бегает с нами и постоянный гость монастыря, Костик из Баку (так он представляется), дежурно жалуясь, что пьёт исключительно из‑за обстрелов. А пришёл не ради благотворительного обеда, а чтобы подарить шоколадку одной из сестёр милосердия. К Костику все привыкли, по‑доброму подшучивают.
«Газель» разгрузили, и солдатские матрасы тут же начали распределять: часть пойдёт белгородским казакам, воюющим в составе батальона «Дон», часть отвезут волонтёрам для передачи в подразделения, и т. д. Всё делается буквально на лету!
И оденут, и вылечат
Не фронтом единым живёт сестричество – много других хлопот, о которых нельзя забывать.
Есть здесь свой медицинский кабинет, где три дня в неделю принимает Марина Кузнецова. По основной профессии она воспитатель детсада, но имеет и медицинское образование.
На приём приходят и стар и млад. Тут выслушают, таблетки бесплатно выдадут, если есть выписка с диагнозом. На моих глазах глуховатой бабушке подарили тонометр – старенький, но она и тому рада. Ухаживающие за лежачими больными получают памперсы и пелёнки. Нужно лишь принести соответствующий документ.
Гуманитарный вещевой склад при штабе помощи напоминает секонд-хенд: аккуратные ряды вешалок, стеллажи с надписанными ящиками, отдельная комната с мужской обувью. Народ приходит разный, в том числе и хорошо одетый.
«Все вещи, которые люди выбирают, мы взвешиваем, вес заносим в компьютер для отчётности. Скажем, 19 июля забрали 200 килограммов вещей, а ещё 60 кг мы отправили на сдачу и мусор», – поясняет сестра милосердия Светлана Вожова.
Сдача – это вещи на переработку (туда же отправляются многочисленные картонные коробки и пластик), а мусор – объяснять не нужно. Да, в штабе помощи принимают ношеную одежду, сортируют, дают вторую жизнь. Но некоторые воспринимают возможность передать вещи нуждающимся как способ избавиться от хлама, который и малоимущим предлагать стыдно!
Не одну неделю я провёл за расфасовкой круп, макарон, чая, печенья и конфет, раскладкой продуктов по увесистым пакетам. Продуктовые наборы разбирают и эвакуированные, и коренные белгородцы. В штабе помощи просят только личные документы для отчётности, а проверять нужду нет необходимости. Тут всё на доверии.
В пункте выдачи гумпомощи, где распоряжаются Елена Цыбулина и Ольга Огаркова, можно получить не только продукты, но и бытовую химию, и постельные принадлежности. На моих глазах снарядили пожилого шебекинца: он увёз два новых матраса. Для него такая поддержка спасительна. Но, к сожалению, не всё можно возместить…
«Было у меня хозяйство, а теперь я и нищий, и сирота!» – говорит мужчина.
У него во время обстрела прилетевший снаряд убил стариков-родителей…
Давай за добавкой!
В 12 часов наступает время ежедневного (кроме выходных) обеда для малоимущих. Это ещё одна традиция сестричества.
В столовой сестричества получить еду может любой / Фото: Анна Емельянова
Готовят из того, что Бог послал. Принесли благотворители домашнюю курочку – из неё и будет суп; пожертвуют коробку печенья – раздадут на сладкое.
Волонтёры разливают по порциям наваристый суп, кладут на второе макароны с обжаренным салом, морковью и луком, наливают компот, дают хлеб. Сегодня на бесплатный обед пришли около 40 человек. Терпеливо ждут, когда по монастырской традиции перед едой зачтут списки болящих и упокоившихся рабов Божьих.
Народ тут кормится разный: бывшие электрики, бывшие музыканты, бывшие солдаты… Кто‑то балагурит, а один частый посетитель тащит сразу три большие пластиковые банки. Говорит, что отнесёт обед знакомой, однако его ловили на выдумках. Но это на его совести: старшая по кухне Светлана Баринова, когда все пришедшие наелись, набивает эти банки доверху.
Случаются порой и перебранки – политика прибавляет перцу, как в тарелки с макарошками.
«А мне что, молчать? Мы приехали, а нас бандеровцами обзывают!» – срывается на фальцет седобородый старичок. Кто обзывает – неясно, но атмосфера накаляется.
Следящий за порядком атаман Игорь Борисов по‑учительски строго глядит поверх очков и гасит зарождающийся конфликт:
«Ребята, давайте без Украины! Вон, хотя бы Белоруссию обсуждайте, хорошо? А лучше кушайте!»
Местное казачество – это не «ряженые», а боевые: из 50 станичников половина сражается на фронте. Казаки то и дело возят «за ленточку» различную помощь нашим военнослужащим. Слова таких казаков весомы: окормляемые тут же сосредотачиваются на еде.
… Впоследствии я и сам помогал кормить неимущих, раздавал хлеб и наливал компот. Не задавал лишних вопросов, но задумывался: какой была их дорога сюда?
Да, есть среди них увечные, у кого‑то испитые лица (главное – в монастыре быть трезвым, предупреждают сразу!), светятся под глазами подбитые «фонари». Но вот молодой симпатичный парень в мятой рубашке с пальмами. Смущается, получая еду, благодарит…
«Эй, парень с пальмами, не знаю имени, давай за добавкой! – по‑доброму кричит ему работница кухни».
Добавку получают все, но в этом случае лишняя миска куриного супа – словно помощь оступившемуся, который ещё может изменить свою жизнь.
Стрижиный переполох
Перевалило за полдень, но народ тянется в штаб помощи по‑прежнему.
«Идите быстрее, они работают до 5 часов! – дружески поясняет посетителям дежурящий на воротах казак Геннадий Сазонов. Возвращаются через монастырский двор если не с баулами, то с улыбкой: многим необходимо хотя бы выговориться. А если нужно, волонтёры дадут контакты психолога Сергея Чеботарёва, который консультирует по телефону».
Рабочий день закончен. Сёстры снимают косынки с красным крестом, понемногу расходятся. Завтра будет новый день с тысячей хлопот.
А кто‑то помогает из дома: так называемые тюремные дамы сестричества пишут ободряющие письма осуждённым, могут и посылку собрать. Это старая, ещё дореволюционная традиция милосердия, когда заключённых называли «несчастненькими», осуждали грех, но не презирали грешников. В ответ из колоний приходят письма и даже картины подопечных, которые сёстры печатают в своём журнале «Добродетель» наряду с проповедями, рассказами белгородских писателей.
… Понемногу смеркается. Лязгают, закрываясь в 8 часов вечера, ворота монастыря: дальше вход только для своих, а после 22 часов – лишь с благословения матушки-настоятельницы. В темнеющем небе носятся стрижи. Во дворике одна из монахинь выгуливает свою кошку. Точнее, бережно переносит: самостоятельно бедолага только ползает на передних лапках. Ей, как и многим белгородцам, монастырь тоже дал шанс – на жизнь, помощь и сострадание.
Я смотрю на гонки стрижиных стай, на кресты храмов. И понимаю, что приехал сюда не напрасно. Только бы оказаться полезным этим людям. Нашим людям.
Сейчас в городе слышны лишь птицы… А совсем недавно небо с южной стороны то вспыхивало взрывами дронов, сбитых российской ПВО, то белело росчерками наших ракет, летящих через границу. Да и я, будучи в Таврово, слышал буханье орудий со стороны Муромского леса, напоминающее кузбасские карьерные взрывы при добыче угля.
Ставлю точку в дорожных записках и иду прогуляться в полюбившиеся места: на белгородский Арбат – улицу 50-летия Белгородской области; в парк Победы, где кружатся в танце десятки пожилых пар. Оттуда – на набережную Везёлки – тихое и уютное место с прогулочными дорожками под раскидистыми клёнами, с рыбаками через каждые сто метров, бесчисленными стаями уточек. И вдруг у спорткомплекса Светланы Хоркиной слышу характерное жужжание. Дрон!
Оглядываюсь и замечаю беспилотник. Но не военный, а мирную оранжевую игрушку, которую мальчик с мамой запускают у фонтана. Хочется занудно сказать им, что эти запуски могут стать поводом для штрафа. Но промолчу. В паре десятков километров отсюда звук дрона предвещает смертельную опасность. А в Белгороде это всё ещё может быть детской игрушкой. И тут я понимаю, что мир сильнее. А значит – прорвёмся. Одолеем!