Мохаммед Аль Хачдади: «Я продавал воду, чтобы купить билет домой»

Журналу «Спортивная смена» Мохаммед объяснил, почему не передумал оставаться в Белгороде после 24 февраля, и рассказал о своих межконтинентальных приключениях.

Только плохие слова

— Как чувствуешь себя после месяца воздержания? (Мы разговаривали с Мохаммедом 29 апреля, а 2 мая заканчивался Рамадан – прим. авт.)

— Я практикую диету типа голодания, не ем с утра до вечера. Нормально всё переношу, кроме того, что приходится ограничивать себя и в питье. Но Рамадан для меня очень важен: он даёт духовную силу. И, как бы странно ни звучало, физическую, потому что это детокс для организма. Плюс улучшается обмен веществ.

— В декабре ты продлил контракт с «Белогорьем», а потом случилось 24 февраля. Когда слышишь, как в небе «хлопает», не хочешь уехать отсюда?

— В клубе созданы прекрасные условия, ко мне здесь замечательно относятся, поэтому никуда не собираюсь. Да, от взрывов бывает страшновато, но это происходит далеко от города. И ваша ПВО работает, так что я спокоен.

— Ты в Белгороде почти год. Привык к городу?

— Здесь комфортно, люди добрые и приветливые, всегда готовы помочь. В своём районе я знаю практически всё. Мне нравится Пикник-парк возле реки, и мой четырёхлетний сын очень любит это место.

— На улице узнают?

— Редко. Бывает, что попросят автограф или совместное фото. Иногда просто здороваются.

— За это время стал что‑то понимать или говорить по‑русски?

— Только плохие слова.

Только восторженные слова

— За десять лет ты сменил десять клубов, надолго нигде не задерживался. Почему «Белогорье» стало исключением?

— Я поиграл почти во всех лучших чемпионатах мира – сейчас не вижу смысла искать что‑то ещё. Тем более здесь особенный волейбол. Везде своя специфика: в Италии уделяют большое внимание статистике, в Бразилии – силовой игре, в Польше волейбол более техничный. А в России всего понемногу.

— При этом начинал ты в Африке. Что чувствовал, когда тебя в 15 лет вызвали в сборную Марокко?

— Не обрадовался. Пришлось переезжать в другой город, а я хотел остаться с семьёй. Надо было менять школу, менять жизнь. Дом есть дом, а там – база сборной. Тяжело было.

— В чём это заключалось?

— Давали один выходной. Если были деньги, разрешалось съездить домой – из Рабата в Мохаммедию. Это недалеко, но денег не было. Чтобы купить билет, я продавал воду. Нам выделяли по три бутылочки воды в день – на завтрак, обед и ужин. Я одну выпивал, а две оставлял. В конце недели скопленные бутылочки относил в соседний магазин и продавал за полцены – по 30 центов. Этого хватало на дорогу. Золотые были денёчки!

— Где и когда ты дебютировал за сборную?

— В 2008 году на международном турнире в Португалии. Потом был Кубок Африки – я был юношей, но играл за молодёжную команду. А на Кубке Африки в 2010 году меня признали MVP, и жизнь круто изменилась. Поступило предложение от клуба «Аль-Ахли» из Катара. Я очень хотел уехать, потому что в своей команде SCCM получал 30 долларов в месяц. С переходом возникли проблемы, но в итоге всё срослось.

— Что за проблемы?

— Там шли очень странные и долгие переговоры. «Аль-Ахли» хотел, чтобы я приехал в Катар на два года и выступал там как катарец. Мой клуб и Федерация волейбола Марокко должны были дать на это согласие. За письмо с этим согласием у представителей Катара сначала просили полмиллиона долларов, потом 50 тысяч… Катарцы сказали, что у них есть 5 тысяч. В итоге заплатили 2.

— И ты получил гражданство Катара?

— Нет. Первый сезон я провёл в молодёжной лиге, а после перешёл во взрослую команду как нерезидент. У меня был катарский паспорт, но он действовал только в аэропортах – это что‑то типа дипломатического паспорта для поездок за пределы страны. Когда возвращался, я его сдавал. Кстати, против «Белогорья» я играл как катарец. Это было в 2014 году, в финале клубного чемпионата мира в Бразилии. Тогда я был уже в другом катарском клубе – «Аль-Райяне».

— Твоя команда в том матче проиграла 1:3. Какие остались воспоминания?

— Я особо не играл, в запасе сидел. Но когда увидел «Белогорье», сразу понял, что шансов у нас нет. Про ту команду у меня только восторженные слова, в ней все играли на высочайшем уровне. Это были золотые времена «Белогорья». А для «Аль-Райяна» и выход в финал был успехом – олимпийский комитет Катара дал за это хорошие премии.

Выход из зоны комфорта

— Как тебя занесло в Финляндию?

— Не поверишь, с детства люблю снег!

— Не поверю.

— Ладно, расскажу. В «Аль-Райяне» играл болгарин Матей Казийски, и он как‑то сказал, что мне в мои 22 года надо срочно уезжать из Катара, если я хочу расти. Агент нашёл два варианта: в Германии (вторым диагональным) и в Финляндии (первым). Выбор был очевиден, хотя я вообще не знал, где эта Финляндия и что там такое. Но поехал и остался доволен, многому там научился.

А про снег ты зря не поверил. Я его в детстве, конечно, не видел, но всегда любил. Не знаю, это какое‑то внутреннее чувство. Зато жена ничего такого не испытывала, и ей в Финляндии было тяжело: холод, короткий световой день…Она чуть ли не в депрессию впадала.

— А ты?

— А мне что? Утром тренировка, потом пообедал, поспал, вечером опять тренировка. 

— После Финляндии – Турция и Южная Корея. Неплохой контраст.

— В конце сезона у меня начались проблемы со спиной. Некоторые врачи говорили, что надо с волейболом заканчивать. Но я нашёл специалиста, который это вылечил, и поехал сначала в Корею, выставил там свою кандидатуру на драфт. Однако тогда я ещё пользовался фиксирующим поясом и из‑за этого меня не рискнули взять.

— Что было дальше?

— «Халкбанк», Анкара. Там тренировал итальянец, который работал со мной в финской команде. В «Халкбанке» я был вторым за Иваном Мильковичем, он тогда проводил свой последний сезон. Это легендарный волейболист (олимпийский чемпион 2000 года в составе сборной Югославии – прим. ред.), я его расспрашивал обо всём и приобрёл огромный опыт. Потом на меня всё‑таки вышли корейцы (клуб из города Ансан) и выкупили мой контракт.

— Почему и эта командировка получилась такой короткой?

— Команда шла на последнем месте, настроения играть не было, мне не очень нравился тренировочный процесс. В общем, оставался там только из‑за денег. Я провёл 8 или 9 игр, половину из них мы выиграли и закончили сезон третьими с конца.

— Правда, что корейские тренеры лояльны к приезжим, но очень суровы к соотечественникам?

— Да, к своим относятся очень жёстко! Авторитет есть только у тренера. Даже если ты лидер команды, игрок сборной, то должен склонить перед тренером голову и повиноваться. Морально уничтожают. Такой там менталитет, что старшего надо слушать в любом случае, какую бы дичь он ни творил. Тренер может выпить с утра и вообще не прийти на тренировку, а игроку сказать, чтобы тот явился в зал и отработал шесть тысяч приёмов. И игрок приходит, долбит по стенке, принимает…

К прогрессу через полглобуса

— Как тебе удалось перезапустить карьеру в Европе?

— Переломным стал переезд во Францию (Пуатье) в сезоне-2017/18, моя карьера поделилась на до и после. Физически я чувствовал себя превосходно, меня признали лучшим диагональным. Это открыло двери в чемпионат Италии, где конкуренция гораздо выше. И я стал третьим по результативности в итальянской лиге! Выдающийся сезон, но, несмотря на это, я не видел перспектив для своего прогресса. Зато они были в Бразилии.

— Любимый силовой волейбол? 

— Да, сейчастам нет таких техничных игроков, как Жиба. Каждый день тренажёрка, некоторые волейболисты ходят в неё даже в день игры. Но мне было легко, потому что в команде «Волей Таубате» собрались лучшие. Можно сказать, что я играл за сборную Бразилии! Сильнейшие центральные, связующий Рафаэль – мы были просто королями четвёртой зоны. К сожалению, вместе с пандемией в клубе начались финансовые проблемы, игроки стали уходить, и я не исключение. Мне предложили «Ястшембский Венгель» из Польши.

— Ты помог этому клубу завоевать чемпионский титул спустя 17 лет. Как впечатления?

— Условия были хорошие, уровень чемпионата тоже понравился. Но там у игроков есть эго, которое не позволяет радоваться достижениям других. Когда меня шесть раз подряд признавали MVP матча, партнёры перестали со мной общаться! Хотя сначала всё было нормально. В Бразилии я такого даже представить не мог, там фантастические ребята. Поленишься вечером в магазин пойти – они за тебя сходят, всё купят и принесут.

— Сталкивался в Польше с расизмом?

— Случалось. Там этим страдают в основном пожилые люди – говорят что‑то агрессивное, и ты это понимаешь, даже не зная языка. Или такая ситуация: жена гуляет с сыном, он с другими малышами возится в песке – взрослые молча подходят и забирают своих детей.

— В Белгороде было что‑то подобное?

— Нет. Никогда!

Муха Ибн Баттута

— Как ты решился перейти в «Белогорье», зная, что команда по итогам прошлого сезона заняла последнее место?

— Всё равно это клуб с мировым именем. Плюс я знал, что здесь сменилось руководство и будет строиться что‑то новое. И ещё мне присылали фотографии арены – она классная! А вообще перед принятием важного решения я всегда обращаюсь к богу. Есть особая молитва, в которой ты просишь Аллаха сделать правильный выбор. И на следующий день тебе либо что‑то приснится, либо просто почувствуешь сердцем, к чему склониться.

— Когда закрыли белгородский аэропорт, вы стали ездить на игры на поезде. Каково это?

— Это весело. Длины полки мне хватает, да и мы не спим в пути, ха-ха! В поезде я обычно провожу время с Сидом (Егором Сиденко), Неманьей (Петричем), Сподобец приходит, Кириллов… В общем, не вижу в этой ситуации проблемы, принимаю её как есть.

— Ты чувствуешь себя авантюристом?

— Ха, можешь называть меня Ибн Баттута – это знаменитый марокканский искатель приключений.

— Что ты выносишь из путешествий?

— Когда знакомишься с новыми людьми, узнаёшь новые страны, становишься более открытым. Вот есть такое понятие «плотность тела», не строго в физическом смысле. Если у человека плотность 10 из 10, то у ангела – 1 из 10. И чем больше ты познаёшь человеческую душу, тем богаче она становится и плотность тела снижается. Тогда ты можешь увидеть больше, больше понять.