Уют под снежным покрывалом. Почему осталась в памяти зимняя Желановка

Сквозь холода, под стук колёс

Зимы моего детства – это царство снега и холода, мир сияющей белизны, причудливых узоров на окнах и новогоднего волшебства рядом с большой, прямо под потолок, ёлкой. Зимние каникулы, в отличие от летних, я проводила в деревне далеко не всегда – всё‑таки в тёплое время года осилить марш­рут с пересадками было куда проще. Зато во время холодов он превращался в неповторимый квест.

Чего только стоит ожидание на промёрзшем перроне с притопыванием на месте и хлопаньем варежек друг о друга, когда вдыхаешь настолько ледяной воздух, что он кажется осязаемым. Так проходит всего несколько минут, а кажется, что целая вечность, и вот появляется он – шумный длинный гигант, дышащий дымом и слепящий мощным прожектором. Посвистывая, шипя и постукивая колёсами, он подкрадывается к платформе, окутывая нас облаком позёмки, смешанной с паром.

Проводники распахивают двери, и мы скорее спешим внутрь, в тепло натопленных вагонов, из окон которых так уютно смотреть на суровую красоту зимних пейзажей.

Стаканы с чаем позвякивают в подстаканниках, прямоугольные кусочки сахара распакованы и ждут своего часа: я буду откусывать совсем по чуть-чуть и запивать, глядя, как мимо проносятся станции, полустанки, разъезды…

Мерный стук колёс даже не убаюкивает, а словно негромко рассказывает какую‑то длинную историю, и поезд уносит меня сквозь время. В прошлое ли, в будущее – не знаю. Да и важно ли это?..

Но вот мы прибываем на станцию назначения. Следующую часть пути предстоит проделать на электричке. И это вам не нынешние составы с мягкими сиденьями, биотуалетами, климат-контролем, телевизорами и табло, где показывают время и температуру воздуха. Нет! Это холодные вагоны с деревянными скамейками и совершенно заиндевевшими окнами. Мы с мамой разговариваем, а изо рта идёт пар, как будто мы на улице. Впрочем, по ощущениям так и есть. Не знаю, как я выдерживаю долгие монотонные четыре часа пути. Выхожу из электрички, совершенно не чувствуя ступней. Остаётся последний рывок – полтора часа на автобусе.

Мороз и солнце

Нашу зелёную весёлую Желановку в зимнем наряде не узнать. Дома утопают в сугробах до середины окон, на крышах – снежные шапки, а вокруг – звенящая тишина. Я делаю несколько шагов, и под ногами гулко скрипит снег. На звук тут же лаем отзывается собака, потом другая, чуть по­одаль слышно негромкое мычание коровы. Всё живое словно притаилось под натиском леденящего холода. Но вот выходит из‑за тучи солн­це, и снег сразу вспыхивает миллионами ярких искр. Я жмурюсь и весело хохочу. Эх, на санки бы сейчас!

Дым над крышей нашего дома видно издалека. Ещё несколько шагов, и я окажусь сначала в прохладных сенях, а потом – в жарко натопленной комнате. Привычным жестом откидываю с двери щеколду, на ходу раздеваюсь и… забываю обнять бабушку с дедушкой.

Прямо возле печки, на деревянном полу, присыпанном сеном, стоит, а точнее, пытается удержать равновесие маленький телёнок. Копыта смешно разъезжаются, но он упорно повторяет попытки устоять, помукивая при этом то жалобно, то требовательно.

Я смотрю во все глаза, боясь моргнуть (а вдруг это маленькое мычащее чудо сейчас исчезнет?!). Поэтому не замечаю, как у меня в руках оказывается бутылка с молоком. Немного опасаясь, протягиваю малышу соску, и он начинает пить, довольно причмокивая. Я глажу его по голове, потом обнимаю и вдыхаю запах парного молока.

И вот уже я проваливаюсь в перину, как в сугроб, и засыпаю под мурчание умного и очень ласкового кота Черныша.

Это и есть счастье

Утро снова радует ярким солнцем, искрящимся снегом и крепким морозцем. Настоящее Рождество! Дома мне не сидится: мы привезли с собой коньки, и хочется поскорее на лёд. Одеваюсь и запрыгиваю в валенки, беру сумку с коньками и отправляюсь к небольшому пруду возле деревенского магазина. Предусмотрительный дедушка расчистил немного места, и ровная, как стекло, ледяная гладь так и манит. С ней не сравнится ни одна ледовая арена, уж поверьте! Зашнуроваться помогает мама, а потом я остаюсь наедине со льдом… Останавливаюсь только тогда, когда не чувствую от холода не только ног, но и рук. Потом, когда начну отогреваться, изнутри словно будут колоть тысячи раскалённых иголок, но катание того стоило!

Кое‑как стянув с себя коньки, ­обуваю валенки и отправляюсь домой. Там наверняка уже заждались. Вокруг – ни души, и только скрип снега эхом перекатывается от ворот к воротам, тревожа живность в деревенских дворах. Но все они там, за посадкой, а я обхожу деревню стороной по протоптанной тропинке, и кажется, что я одна во всём мире.

Впереди, сзади, справа и слева – сплошное снежное покрывало, заботливо укутавшее землю до самой вес­ны. Я не могу удержаться и плюхаюсь в сугроб. Мягкий пушистый снег мгновенно пробирается за воротник, за пояс, в валенки… Но мне совсем не холодно, меня переполняет какая‑то необъяснимая радость, а с дерева, потревоженного птицами, прямо на лицо сыплется колкий, как будто хрустальный иней.

Я лежу, смотрю в бездонное зимнее небо и совсем не осознаю в свои семь лет, что это и есть счастье. На дворе новый, 1990 год.