Горящий снег Ивана Бондарева. Как ракитянец рассказал потомкам об огнемётных танках
-
Белгородские известия
-
Белгородские известия
В 1970-м вышел роман Юрия Бондарева «Горячий снег» о событиях Сталинградской битвы. Среди восторженных писем, которые получил писатель-фронтовик, выделялось одно.
Однофамилец писателя уроженец Бобравы Ракитянского района подполковник Иван Бондарев писал: «Как фронтовик вы должны знать, что огнемёты, установленные на наши танки Т-34 и КВ, не могли уничтожать вражеские «тигры» и «пантеры» на указанном в романе расстоянии».
«Уважаемый Иван Матвеевич, любое художественное произведение имеет право на вымысел», – так ответил ему Юрий Бондарев, я видел это письмо, – рассказывает племянник Ивана Бондарева Николай Бородин. – Уверен, что желание воссоздать историческую правду подтолкнуло дядю написать документальную повесть «Огнемётчики», которая в 1979 году вышла в издательстве ДОСААФ».
Ветеран Вооружённых сил, лётчик Николай Бородин, родившийся в Киселёво Ракитянского района, живёт там, где служил в последние годы, – во Владивостоке. 40 лет как скончался от фронтовых ран его дядя – Иван Бондарев, но редкие встречи с ним навсегда остались в памяти.
Новое оружие
Летом 1942 года ракитянец Иван Бондарев, окончивший танковое училище, участвовал в формировании танкового огнемётного батальона. Это была новая для нашей армии техника. В 1941 году конструкторы создали на базе тяжёлого танка КВ огнемётный танк КВ 8. Получился с виду танк КВ, только вместо пулемёта, спаренного с орудием, был установлен огнемёт, который производил одиночные выстрелы и очереди по четыре-пять выстрелов с интервалом три секунды. За каждый выстрел огнемёт выбрасывал до 10 литров огнесмеси. В сентябре 1942-го огнемётные танковая бригада и танковый батальон были направлены на Сталинградский фронт, где участвовали в боях по окружению армии Паулюса, отражали наступление группировок Манштейна и Гота.
«Первые залпы танковых огнемётов произвели на гитлеровцев сильное впечатление. Атакующие цепи тотчас прекратили движение и откатились назад, прикрывая отход шквалом заградительного огня. Ночью разведчики захватили пленного офицера. В его полевой сумке нашли листовку, где говорилось, что русские применили новое оружие. Подразделения зенитных войск призывались к особой бдительности, ибо – как явствовало из текста – новое оружие сбрасывается с самолётов в особых контейнерах», – пишет Иван Бондарев. Часто танкистам приходилось противостоять превосходящему их по числу противнику.
Из книги «Огнемётчики»:
«Поздним вечером 14 декабря 1942 года полковник Бурдов просматривал боевые донесения, поступившие из штабов батальонов:
Командир танка лейтенант Шишкин со своим экипажем уничтожил в бою четыре танка противника, два орудия, четыре пулемёта, до двух взводов пехоты…
Старший лейтенант Гурьянов победил в поединке с шестью немецкими танками. Два из них были уничтожены».
За мужество и отвагу, проявленные личным составом, бригада была переименована в 31-ю гвардейскую отдельную огнемётную танковую бригаду. Через 30 лет с поражающей детальной точностью Иван Бондарев расскажет об этих днях. И, в отличие от многих военных летописцев, на первом месте у него будут не военные сводки, а его товарищи, «гвардии старшие лейтенанты, капитаны, в разгар боёв принимавшие на себя командование ротами и батальонами, опытные офицеры-фронтовики двадцати трёх и двадцати четырёх лет от роду».
Жизнь однообразная
Читаешь книгу нашего земляка и в очередной раз видишь, какой ценой далась Победа.
«Не было, казалось, предела силам людей. Подвиги вызывали новые подвиги. До сих пор с отчётливостью фотографии стоит у меня перед глазами картина, когда после очередной атаки фашистских танков мы выехали на поле боя.
Ещё издали мы увидели наш подбитый танк. Пушка KB младшего лейтенанта Колчина была повреждена, на башне были вмятины от нескольких попаданий. Все члены экипажа погибли, все снаряды, все пулемётные ленты, весь огнемётный запас был истрачен. Самому Колчину оторвало ногу. Мы его нашли под танком – мёртвым, с пистолетом в руке. Пистолет без единого патрона был нацелен туда, где в полутора десятках метров безжизненно темнела громадина фашистского «тигра». Люк «тигра» был открыт, из башни свешивался вниз фашистский офицер, убитый пистолетным выстрелом.
Не танк против танка, не пушка против пушки – здесь наш молодой офицер, смертельно раненный, с пистолетом в руке вёл поединок с фашистом. И победил…
Тут же, у танка младшего лейтенанта Колчина, комсомолец Фёдор Ермаков, военфельдшер, подал секретарю партбюро заявление о приёме в партию: «Прошу принять меня в партию, я буду мстить врагу за моего друга Колчина и, если надо, отдам жизнь». На следующий день кандидат в члены ВКП (б) Фёдор Ермаков бросился в горевший танк и вынес четырёх раненых танкистов, сам был ранен, обгорел, но не ушёл с поля боя…»
«Представьте, какого же страшного напряжения всех душевных и физических сил требовал каждый бой великой легендарной войны, когда у танкиста за сорок минут атаки седели виски».
«Не было среди нас и Василия Доценко – немного не дошёл его танк до родной Днепропетровщины. На очередном оборонительном рубеже, вбитом гитлеровцами в склоны курганов, гвардии капитан Василий Доценко повторил подвиг Алексея Мещанова: в лоб атаковал высотку, утыканную жалами противотанковой артиллерии. Он знал, что это опасно. Но другого выхода не было. Только сам себе человек может приказать совершить подвиг».
«Когда фашисты не наступали, собираясь в очередной раз с силами, на наши танковые порядки обрушивалась авиация врага. Едва проходил над машинами строй вражеских бомбардировщиков, механики-водители прибавляли газу и меняли позицию. Следующим заходом вражеские лётчики вновь не смогли поразить танки, расположенные прямо в степи. Но это постоянное движение, постоянный манёвр, постоянное напряжение выматывали не хуже самого боя. Пять суток боёв, пять суток в грохоте, в чаду, пять суток без обогрева в страшные декабрьские морозы, прокалившие степь на метровую глубину».
«Держим оборону, фашистов к Волге не пустим, – написал Павлов в письме домой. И поскольку пора было отбивать новую атаку гитлеровцев, наскоро дописал: – Новостей больше нет, жизнь здесь довольно однообразная». И сложил в привычный треугольник тетрадный листок. В самом деле, какое уж тут разнообразие: то ждёшь атаку, то отбиваешь атаку».
О тыле
«В списке резервов Ставки в августе появилась запись: «31-я гвардейская отдельная танковая бригада – без материальной части». А ранним утром девятого сентября шестьдесят огнемётных KB и тридцатьчетвёрок с рациями, включёнными на приём, стояли на краю леса и ожидали команды: «Вперёд». Танковую колонну построили на средства учащихся и работников системы трудовых резервов.
Наш комбриг – генерал Бурдов – принимал парад учащихся ремесленных училищ; перед нашим строем, чёрным от танковых шлемов, поблёскивающим кожей новых парадных курток с такими же новыми орденами и медалями за Сталинград, проходили, старательно печатая шаг, эти подростки – худые, с бледными от скудного пайка лицами, в скудной, плохо греющей одежонке: взволнованные, счастливые, гордые тем, что смогли подарить фронту целую колонну этих грозных красавцев – KB и Т 34.
Мы не плакали, когда под Верхне-Кумским хоронили друзей.
Смущённые, стесняясь неожиданной высокой чести, принимали мы из рук Калинина боевые награды; глаза наши были сухи.
А тут ком подкатывал к горлу, и подступали горячие слёзы, когда мы смотрели на этих пацанов, отдающих нам не просто танки – свои силы, свою кровь, свою жизнь.
Им было по тринадцать, четырнадцать, пятнадцать лет.
Нам, в большинстве, – двадцать два, двадцать четыре, двадцать шесть.
Мы были слишком молоды, чтобы назвать их сынами.
Спасибо, братишки!..»
После войны
31-я гвардейская огнемётная танковая бригада выполняла особые задания командования на главных направлениях в боях за Сталинград, за освобождение Левобережной и Правобережной Украины, Польши, Чехословакии. Награждена орденом Кутузова, более двух тысяч танкистов-огнемётчиков удостоены правительственных наград. Три ордена Красной Звезды – у Ивана Бондарева, закончившего войну начальником штаба танкового огнемётного батальона.
«Иван Матвеевич рассказывал, что в военные годы довелось ему пройти с батальоном через родные места, – вспоминает Николай Бородин. – Я же помню, когда был мальчишкой, он в начале 60-х приезжал в наше село. Это было событие, посмотреть на бравого военного сбежались стар и млад. А дальше мы встречались в Москве. В конце войны он лежал в госпитале, там познакомился с медсестрой-москвичкой, женился, жил в столице».
Больше всего жалеет Николай Захарович, что так мало спрашивал фронтовика о войне и ничего не записывал. Сегодня «Огнемётчики» стали для него настольной книгой.