Размер шрифта:
Изображения:
Цвет:
26 апреля 2014, 13:58
 Арина Снежина  3420

Чернобыльское небо

Особая роль в ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС принадлежит военным вертолётчикам

Чернобыльское небо Генерал-майор авиации Николай Антошкин и старший лейтенант Сергей Маликов
  • Арина Снежина

Бойцы невидимой битвы, уцелевшие в схватке с радиацией, всю жизнь несут в своём сердце чернобыльский след. И эта тропинка не зарастает: каждому, в чьей судьбе случился Чернобыль, есть о чём вспомнить и кого помянуть 26 апреля.

Враг невидим, но силён

Сейчас кажется, что катастрофа на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года проанализирована со всех сторон: политики, учёные, военные и медики сделали выводы о масштабе трагедии, повлекшей людские потери и миллиардные убытки. Но усвоило ли человечество уроки этого горького опыта?

В первые месяцы, когда велась битва у разрушенного четвёртого реактора, все силы были брошены на то, чтобы обезвредить смертоносный очаг, не допустить радиационного заражения окружающей среды. Огромный вклад в ликвидацию аварии на Чернобыльской АЭС внесли военнослужащие. Особая роль принадлежит авиации – вертолётам Ми-8 и Ми-26. «Вертушки» днями кружили над источником смертельной опасности, сбрасывая тонны песка с глиной в горящий кратер, чтобы предотвратить радиационные выбросы и закрыть реактор.

«О чернобыльской катастрофе мы узнали 28 апреля на построении полка, – вспоминает житель Белгорода, ликвидатор аварии на Чернобыльской АЭС Сергей Маликов, в ту пору 25-летний старший лейтенант ВВС СССР. – Первыми эскадрильями, принявшими удар на себя, оказались ребята Александрийского вертолётного полка, базировавшегося в Кировоградской области. Им пришлось выполнять боевую задачу в самые первые дни. Почти все вертолётчики первого эшелона получили огромные дозы облучения. Нам «повезло» чуть больше, сыграла свою роль удалённость полка от места катастрофы. В то время я служил в Джамбуле (Среднеазиатский военный округ). С мая по сентябрь 1986 года наши экипажи, меняя друг друга, выполняли поставленные задачи. Мы базировались в Черниговской области, на оперативном аэродроме Гончаровское. На полевом аэродроме в Малейках находился пункт дезактивации авиатехники», – вспоминает он.

Экипажи выполняли разные задания: от полётов над реактором до облёта территории для составления карты зоны отчуждения. Девять раз экипаж Сергея Маликова совершал облёт над реактором на минимально допустимой высоте и скорости для замера интенсивности облучения.

«Мы выполняли радиационную разведку после вертолётов, сбрасывающих песок с глиной в разлом реактора, чтобы убедиться, насколько эффективны эти меры. Но реактор «дышал», более того, под коркой смеси возрастало давление, и происходили очередные выбросы в окружающую среду вместе с радиоактивной смесью из песка, который разносился ветром. На основании полученных данных правительственная комиссия по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС приняла решение возводить укрытие – так называемый саркофаг», – рассказывает Сергей.

Приборы зашкаливали

На высоте сброса было такое излучение, что приборы, показывающие уровень радиации (обычно до 500 рентген), зашкаливали. Показания индивидуальных дозиметров вертолётчиков снимались после каждого вылета. И для тех, кто набирал 25 рентген, полёты к реактору завершались. Дозы облучения фиксировалась специалистами в лётных книжках.

Эту критическую дозу экипаж выбрал буквально за несколько дней. Всего за время нахождения в Чернобыле Сергей Маликов совершил 119 вылетов.

«Мы не знали, какое облучение получили реально. После полётов нестерпимо болела голова, у некоторых была рвота с пеной. Установленные на Ми-8 свинцовые плиты, которые крепились на полу кабины, и свинцовый комбинезон весом 40 килограммов от радиации не спасали, более того, через какое-то время эти средства защиты сами становились источниками излучения. Мало пользы было и от респираторов, предназначенных для защиты от заражённой пыли, которые вскоре заменили на более эффективные «лепестки» (многослойная ткань с графитом)», – говорит он.

Врачи давали разные советы, как уберечься от радиации: кто-то рекомендовал ликвидаторам пить кефир – он какое-то время позволял не чувствовать металлический привкус во рту, говорили, что эффективное средство – красное вино. Но поскольку в стране в то время действовал сухой закон, то вино заменяли гранатовым соком.

Распорядок дня был жёстким. Подъём в шесть утра. Работали вертолётчики весь световой день. В 23 часа до экипажей доводили задачу на следующий день. Пришлось выполнять разные задания, экипаж был задействован для составления карт зон отчуждения, а также обработки почвы специальным раствором. После каждого вылета техника отправлялась на дезактивацию на аэродром в Малейки, там внутреннюю часть вертолёта обрабатывали спиртом, которого требовалось от пяти до восьми литров. Спать ложились за полночь. С утра всё повторялось.

«Конечно, мы знали, что могут быть серьёзные последствия для здоровья. Врачи советовали не заводить детей в течение десяти лет. Но у нас не было выбора, ведь мы выполняли свой долг, были солдатами Родины, которая попала в беду», – говорит Сергей без всякого пафоса.

За мужество, проявленное в ходе ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, Сергей Маликов награждён орденом «За службу Родине» III степени и отмечен благодарностями командования.

Город-призрак

Чернобыльские события навсегда остались в памяти, но со временем чаще вспоминаются не пережитые трудности, а картины из обычной жизни, бытовые эпизоды, лица людей... Невозможно забыть совершенно пустой, без единого человека красивый город Припять, расположенный в трёх километрах от ЧАЭС.

«Это был город-призрак. В песочницах валялись брошенные игрушки, в окнах домов горел свет… Тишина мёртвого города пугала, вдруг мы услышали жалобное «мяу» и увидели кошку. Совершенно лысую кошку с клоком вздыбленной шерсти на спине. От такой картины – мурашки по коже. Я до сих пор помню, как неестественно в мёртвом городе выглядела молодая сочная трава, за короткое время проникшая через все лазейки между бетонными перекрытиями и тротуарными щелями. А ещё никогда не забуду 80-летнего дедушку, оставшегося в одиночестве в маленьком селе, покинутом жителями», – вспоминает Сергей.

Составляя карты зон отчуждения, вертолёт приземлился в белорусском населённом пункте, где они увидели картину, характерную для всех брошенных сёл. На улицах не было людей, бродили только домашние животные. К вертолётчикам подошёл дедушка и попросил пристрелить кабана, который не даёт житья собакам и загнал всех кур на дерево. Действительно, на макушке дуба сидело десятка два кур с петухом.

«Дедушка, почему вы не уехали?» – спросили вертолётчики.

«А куда мне ехать? Старый я уже, да и жена моя здесь похоронена, я с ней остался», – так спокойно и просто объяснил свою ситуацию старый человек.

В едином порыве

Авиационной группировкой в Чернобыле руководил начальник штаба ВВС Киевского военного округа Николай Антошкин,получивший за мужество и самоотверженный труд при ликвидации аварии на ЧАЭС звание Героя Советского Союза. Генерала Антошкина подчинённые вспоминают как грамотного руководителя и особенно благодарны ему за то, что, несмотря на критическую ситуацию, он бережно относился к людям и строго контролировал использование экипажей вертолётов над реактором. Отмечают ликвидаторы аварии, как чётко работали наземные службы обеспечения.

В трудные времена, когда речь идёт о судьбе Родины, наш народ умеет объединяться в едином порыве. И тогда, в 1986 году, люди думали не столько о себе, сколько о своём долге перед Родиной. Есть в нашем народе такая удивительная черта характера.

Ваш браузер устарел!

Обновите ваш браузер для правильного отображения этого сайта. Обновить мой браузер

×