Родимая глухомань. Как держится за жизнь крошечный хутор Павловка

Сыновья Ивашки Посоха

На хутор едем с приключениями. Навигатор редакционной машины доводит до границы с Украиной и сдаётся, теряясь в незнакомой местности. По нашим расчётам, Павловка где‑то рядом, но спросить некого. С большой дороги сворачиваем в село Вериговку, где нас ещё больше путают.

«Хутор Павловка? Не слышал… Я тут 23 года, как ушёл на пенсию, – говорит хозяин одного из домов, представившись дедом Толей. – Спросите в Старом Хуторе. Там рядом Рыковка, я, кстати, тоже Рыков».

По местной легенде, в XVII веке эти земли осваивали три сына валуйского казака Ивашки Посоха (все разбросанные по миру потомки – Посоховы – выходцы этих мест, утверждает Интернет). Братья оказались энергичными, предприимчивыми. Старший основал село Старый Хутор, средний – село Бирюч, младший построил первый дом в Дубровках.

В «Памятной книжке Воронежской губернии на 1887 год» статистического комитета находим: «Павловка (Рыковка) сельцо, 106 чел., 12 дворов». Рыковка в пристяжку к Павловке встречается ещё в документах за 1905 год. Возможно, это народное прозвище или произошло переименование, например при смене владельца. Никто из местных не смог рассказать, откуда пошли первое и второе имена. В поздних источниках Рыковка исчезает бесследно, однако в память народа въедается на века. Поедете сюда – имейте в виду, что Рыковка и Павловка – одно и то же.

В селе Старый Хутор заходим в магазин спросить дорогу. Только за мной закрывается дверь, как внутри всё глохнет и замирает, как в последней сцене «Ревизора». В тишине иду к молодой продавщице, скучающей за прилавком.

— Что‑то случилось? – спрашиваю её: рядом граница, времена неспокойные – мало ли что.
 – Ой, да хлебовозку ждут.

Тут покупатели, человек семь, заговаривают разом. В углу за столиком для упаковки товара два деда продолжают игру в дурака. Народ дружелюбный – подсказывают дорогу и называют того, кто может рассказать о судьбе Павловки, – Александра Красилова.

Крестьянская семья из Старого Хутора, 1920-е / Фото: предоставил Сергей Посохов

«Кто там остался жив?»

«Я в Павловке родился и жил, покуда не женился. У моего деда там имелось хозяйство – немного земли и лошадь, которую украли. Мама рассказывала: жили бедно, своей пашни не имели, приходилось наниматься к богатым людям, чтобы заработать», – вспоминает Александр Тимофеевич, 90-летний высокий аккуратный старик.

Приезжали семьи Дундуковых, Скляровых, Титовых, строились и рожали детей. Беднота жила в маленьких хатках из хвороста вперемешку с глиной, под камышовыми крышами. Хуторяне позажиточнее покупали брёвна для дома в Приколотном.

Самым богатым считался дед Алёшка, имевший молотилку, лошадей, землю и скотину.

«Безвредный дядька, работящий. А нам всё говорили: «Помещик», – рассказывает Красилов. – Когда его раскулачили, он с семьёй уехал в Харьков, а в его доме устроили школу для безграмотных. В ней учились бабка и мать».

В мирное время хуторяне плотничали, клали печи, шили сапоги, портняжничали и работали в колхозе «Путь Ленина». В Великую Отечественную все мужчины ушли на фронт.

«Иван, Фёдор, Иван, Петро Яковлевич, сын его Алексей, Петро, Гришка… – старик загибает пальцы, перечисляя хуторян. – Павло Сидорович вернулся с фронта без ноги. В 43-м от моего отца в хутор пришло первое за всю войну письмо. Я его помню. «Здравствуйте, мои дорогие. Кто там остался жив? Я лежу в госпитале в Саратове. Несколько миллиметров пуля не дошла до сердца».

Из Павловки народ стал разъезжаться в послевоенные годы. Люди бежали от нужды и непосильного труда в колхозе, за который не платили. Дети подрастали, получали паспорт и уезжали в Харьков или Приколотное. Закреплялись и забирали родителей к себе.

Тут хорошо

Километра полтора от Старого Хутора до Павловки. Указателя нет. На въезде под голубым пластиком уличный телефон как новенький. От начала и до конца Павловки широкий свежеположенный асфальт, убранный от снега.

На единственной безымянной улице три пустых холодных дома и три обжитых. Ленивый дымок над крышами выдаёт присутствие людей. Домики с натёртыми до блеска стёклами и красной геранью на окнах. На улице – порядок. Пугающих завалюх с чёрными окнами-глазницами или свалки ржавеющей техники мы не увидели. Чистый, ухоженный хуторок. Безнадёги, заброшенности не чувствуется.

Хата, 1920-е / Фото: предоставил Сергей Посохов