По стопам отца
— Вы втайне от отца подали рапорт на зачисление в отряд космонавтов. На тот момент отец был начальником этого отряда. По правилам отец и сын не могут служить вместе. По сути, ваш отец пожертвовал ради вас своей карьерой. Как далось ему такое решение?
— Для отца, наверное, это было взвешенное решение. Конечно же, он переживал. Он полжизни проработал в Центре подготовки космонавтов. О том, что ему придётся уйти, мы узнали после того, как меня зачислили. Я прошёл медицинскую комиссию, собеседования. И перед финальным утверждением было выдвинуто такое условие.
— У вас состоялся серьёзный разговор?
— Это была десятиминутная беседа. И я сейчас, наверное, даже не вспомню подробности, только общий смысл. Отец спрашивал, понимаю ли я, во что ввязываюсь. Я понимал, что зачисление в отряд космонавтов не гарантирует мне полёт. У нас нет такого: зачислили – и можно расслабиться. Идёт работа, тебя испытывают. Нужно постоянно доказывать, что именно ты можешь сейчас полететь в космос. Я вырос в Звёздном городке и видел людей, состоявшихся как космонавты, и тех, кому не довелось полететь. Так что я понимал, «во что ввязываюсь».
«Звёздное» детство
— Каково это – жить в Звёздном городке? Вы не чувствовали оторванности от большого мира?
— Пока мы ходили в школу, городок был для нас всем миром, и этого было достаточно. Мы понимали, что есть другие места на земле, ездили на каникулы к бабушке, в пионерский лагерь, в Москву. Ощущения замкнутости не было. А вот ближе к концу школы городок действительно стал мне мал. Я начал думать о том, что уеду, решил поступать в училище. Лётных училищ в Московском регионе не было. Ближайшее – в Тамбове, в 500 км от городка. Это был другой мир.
— Ваша школа чем‑нибудь отличалась от обычных?
— Я учился с детьми других космонавтов, это была моя привычная среда, ничего особенного. Мы с детского сада друг друга знали. Когда отец полетел, для моих одноклассников это не было сенсацией. Ну и что? Полетел. Прикольно, да. Мне было тогда двенадцать лет.
Первый раз я почувствовал, что мой отец – выдающийся человек, когда после его первого полёта я поехал в пионерский лагерь. Вожатые смотрели на меня как на диковинку: «Что, правда? Ты сын того самого космонавта?» Не могу сказать, что мне это льстило. Я был так воспитан, что не считал заслуги отца своими. Хотя отцом я горжусь.
Мы шли рядом
— Как вы познакомились с супругой?
— В парке Горького. В 90-е годы было много всяких уличных мероприятий: «Танцы под нашими окнами», «Танцы большого города». Одно из таких мероприятий проходило в парке Горького. Мы с Наташей встретились глазами, подошли друг к другу, познакомились. Провели вместе час-полтора, потом ей надо было ехать домой. Я попросил телефон. Мне записать было не на чем, был только билетик от автобуса. Даже ручки не было. Чем‑то нацарапал номер на билетике. Через пару дней позвонил, предложил встретиться. И все, с 1996 года мы уже вместе.
— Когда вы в первый раз полетели в космос, как семья вас провожала?
— Наташа с детьми на Байконур не поехала. Тогда уже разрешалось семье приезжать на космодром, но отец сказал, что в нашей семье женщины на Байконур не ездят. Всё, на этом разговор был закончен.
— Кто вас встречал из полётов?
— Отцу удавалось все три раза приехать на место посадки. То есть он был одним из тех людей, которые после открытия люка первыми заглядывают внутрь и общаются с экипажем. Это достаточно трогательный момент. И перед стартом отец тоже провожал меня до ракеты, мы шли рядом до лестницы.
Индикатор невесомости
— Вы что‑нибудь брали в космос, что бы напоминало о семье?
— Конечно, фотографии. Бумажные, чтобы были настоящие, чтобы можно было в своей маленькой каюте повесить. Чтобы, по крайней мере, утром и вечером можно было посмотреть. А ещё мои дети передавали мне в полёты игрушку – индикатор невесомости. Это традиция такая. Дети командира корабля всегда передают экипажу игрушку. В одном из полётов это была Нюша из «Смешариков».
— Раньше существовала традиция не сообщать на орбиту плохие новости. Она сохраняется?
— Сейчас всё по‑другому. Раньше встречались с родными в эфире раз в неделю на двадцать минут. А сейчас возможностей намного больше. Я звоню каждый день, и, конечно, чувствую оттенки голоса, настроение. Поэтому даже если напрямую не скажут, я всё равно почувствую, если что‑то произошло. Раз в неделю у нас видеоконференция. Раньше родным надо было для этого ездить в Центр управления полётами. Сейчас достаточно, чтобы Интернет дома был. Раз в неделю около сорока минут есть возможность в таком формате пообщаться.
— Какая атмосфера на борту? Какую музыку слушаете, какое кино смотрите?
— Станция международная, так что у каждого свои предпочтения. Но вечер пятницы члены экипажа традиционно проводят вместе. Праздники среди недели тоже иногда отмечают. Все делятся новостями – что в семье хорошего произошло или не очень хорошего. Что касается фильмов – отечественная классика всегда хорошо идёт, особенно комедийная. Музыки много разной. Группа психологической поддержки доставляет музыку по заявкам. Экипаж оговаривает, новости каких каналов присылать, какие передачи.
— О чём вы мечтаете?
— Сейчас у меня есть конкретное желание детей вывести на нормальную жизненную орбиту. Изыскать время именно на детей. А всё остальное уже будет, наверное, от этого исходить.