«…И вот мы всей ячейкой двинулись по селу. Мы шли в ряд и пели комсомольские песни. И весеннее утро от этого становилось ещё светлее и радостнее. Нам улыбались люди, выходившие из хат. Нас приветствовало солнце, поднимавшееся над балкой. На окраине мы остановились. Прошка Архипов обнял меня, щекой прижался к щеке. Так же простились и другие ребята. А Ленка даже поцеловала меня. Я же кивнул всем, будто поклонившись, и сказал:
«До свидания, великие голодранцы!»
И пошёл по дороге с сундучком в руке. Я шёл и чувствовал на себе их взгляды. Но не оборачивался потому, что боялся показать мокрые глаза. И только когда отошёл далеко, оглянулся и поднял руку. Они тоже подняли руки и помахали мне.
«До свидания! – повторил я сквозь слёзы. – Счастливо оставаться, дорогие друзья!»
Так заканчивается повесть «Великие голодранцы» нашего земляка Филиппа Ивановича Наседкина.
Как один миг
Родился он 27 августа 1909 года в старооскольском селе Знаменка. Отсюда в 1929-м он ушёл в большую жизнь. Окончил рабфак (особый рабочий факультет для ускоренной подготовки молодых рабочих и крестьян к обучению в высшей школе) и поступил на литературно-лингвистическое отделение Воронежского педагогического института. Юноша рвался к знаниям и радовался удачному переводу из Воронежа в Москву, в Коммунистический институт журналистики. Но вскоре его направили на ответственную работу в далёкую и тревожную Кабардино-Балкарию, оттуда в Ставрополье. После двух лет службы в Красной армии Филипп работал собственным корреспондентом «Комсомольской правды» в Казахстане и на Украине. В Киеве в 1938-м стал секретарём ЦК комсомола Украины. А год спустя – ровно через десять лет после того, как покинул родимую хату в Знаменке, избрали его секретарём ЦК ВЛКСМ.
На этом посту встретил Филипп Наседкин Великую Отечественную войну. Вместе с товарищами по молодёжному штабу страны участвовал в срочной перестройке на военные рельсы, в работе по сооружению оборонительных объектов под Москвой. И – назначенный комиссаром Главного управления всеобщего военного обучения – постоянно выезжал и вылетал в прифронтовые области, где занимался формированием комсомольско-молодёжного подполья и партизанских отрядов.
И подорванное ещё в юности здоровье не выдержало.
Когда понял, что теряет зрение, долго не хотел верить в неотвратимость темноты. Врачи рекомендовали не думать о работе. Но можно ли было не думать о ней, если все тогда работали на Победу. Он долго ещё сопротивлялся как мог. Врачи дивились такому редкостному упорству, но в чудо не верили. И его не произошло…
Не терять себя
И тогда, не желая сдаваться, Наседкин взялся за перо. Вернее, просто вспомнил о нём. Ведь он ещё в годы учёбы в Воронеже опубликовал в журнале «Подъём» свои первые рассказы. А в Киеве даже издал повесть «Так начиналась жизнь».
«Потерять зрение, – скажет он впоследствии, – не самое страшное. Трагично потерять работоспособность. Потерять себя». Жестокая болезнь, полная потеря зрения не смогли превратить этого мужественного человека в беспомощного инвалида. Выношенные в голове строки он диктовал жене, изучил систему слепой машинописи и освоил пишущую машинку – самую обыкновенную. И месяцы напролёт подвижнически работал, день за днём создавая книги.
В победном 1945-м в издательстве «Молодая гвардия» вышел его роман «Возвращение» – о возрождении колхозного села после немецкой оккупации. Через четыре года увидел свет роман «Большая семья», удостоенный Государственной премии СССР. А затем – после десятилетнего перерыва – одна за другой последовали повести «Великие голодранцы», «Красный чернозём», «Трудная радость» и роман «Озарение».
Встреча
Осенью 1969 года я впервые посетил квартиру писателя в Москве в большом знаменитом доме (его фасад уже тогда украшали памятные доски в честь знаменитых полководцев, деятелей науки и культуры) на улице Чкалова, неподалёку от Курского вокзала. Познакомился с Филиппом Ивановичем (он тогда же подарил мне книгу «Великие голодранцы» с автографом), долго и о многом расспрашивал и даже записал часть беседы на магнитную ленту – для нашего областного радио.
Позже я ещё дважды побывал в доме на улице Чкалова. А в 1971-м Филипп Иванович сам приехал в Белгород, побывал в Старом Осколе и Знаменке. Для областного драмтеатра он привёз инсценировку «Великих голодранцев». Эта повесть в те годы получила довольно широкую известность, была удостоена главной комсомольской премии.
Автор-очевидец
Заслуженно хорошую оценку получил и спектакль щепкинцев. Зрителям понравилась и звонкая, задорная песня «великих голодранцев», слова которой сочинил поэт Игорь Чернухин, а музыку – Александра Пахмутова. Белгородская инсценировка стала первоначальным вариантом будущего киносценария. Фильм был снят в 1973 году на Центральной студии детских и юношеских фильмов имени М. Горького режиссёром Львом Мирским. В беседе с журналистами он сказал: «Повесть «Великие голодранцы» привлекла меня прежде всего своей абсолютной достоверностью. Всё в повести – правда. Её автор – очевидец описанных им событий. А их участники живут рядом с нами, среди нас – только они уже не молоды и не любят напоминать о себе. Хотя. Что значит «молоды»? Остались они молоды духом на всю жизнь».
Из двух возможных путей взглянуть на прошедшее – с оттенком современных взглядов и едва уловимого доброго юмора или со стремлением к достоверности, скупой, фактической точности – режиссёр предпочёл последнее. Быть может, именно этим объяснялось отсутствие среди исполнителей главных ролей известных актёров. Даже исполнитель роли Хвили (Филиппа) Касаткина – актёр не профессиональный. Витя Жуков снялся впервые в главной роли в фильме Л. Мирского «Это было в разведке» ещё четырнадцатилетним подростком. Потом играл в фильмах «Мальчики», «Ижорский батальон». Все остальные «голодранцы» – выпускники ГИТИСа или театральных училищ. Все впервые снимались в кино. Из уже известных киноактёров в фильме были заняты только двое: Раиса Куркина и Владимир Гостюхин.
Вижу сердцем
Филипп Наседкин ушёл из жизни летом 1990 года, похоронен в Москве на Троекуровском кладбище. Его именем названа улица в Старом Осколе и в родном селе Знаменка. В Знаменке открыли музей писателя-земляка. Филипп Иванович часто повторял: «Жизнь, людей, все краски земли и неба я вижу сердцем!», а в беседе со мной признался: «Отчётливо помню синее-синее небо моего детства. Поля раздольные, наши русские чернозёмные, балки, перелески. И, конечно же, людей наших. Моих дорогих земляков…» Память сердца диктовала писателю страницы его романов и повестей. Страницы взволнованные, честные и потому продолжающие волновать новых и новых читателей.