Скорее мёртв, чем жив
Я выхожу из рейсового автобуса в деревне под названием… впрочем, пусть будет просто Деревня, как собирательный образ распространённого поселения. Она находится в часе с небольшим езды от Белгорода. Автобус ходит сюда по утрам, но только при хорошей погоде – уложенная когда-то давно дорога изрядно поистрепалась. 25 лет назад здесь жили более 1,5 тыс. человек, и Деревня процветала. Просторное здание школы со спортивной площадкой рядом, сельский клуб, магазин, автобус три раза в день. Люди в основном работали в местном колхозе. Несколько фермеров начинали разводить здесь рыбу и уток, специально для этого выкопав котлован.
Сейчас большая часть улиц пустует. Большинство домов, какие-то ещё крепкие, какие-то расколовшиеся пополам, стоят пустыми. Покосные участки луга, за каждые 10 м которых ещё недавно разгоралась нешуточная борьба, слились в один и заросли колючкой. Большинство огородов, даже у жилых домов, покрыты бурьяном – бабушки кое-как перекапывают участок, сажают что-то по минимуму. Дети приезжают к ним обычно на Пасху.
Оставшиеся люди буквально доживают свой век. Медсестра Наталья и автомеханик Игорь приехали сюда, чтобы развести овощное хозяйство. Сыновья, едва достигнув совершеннолетия, уехали: один в Москву, другой в Белгород. Через несколько лет оба вернулись: один с травмой головы, другой – с наркотической зависимостью. С овощами не задалось, и буквально за несколько лет достаточно интеллигентная семья всем скопом превратилась в алкоголиков.
«Это всё пьянка виновата, – говорит Татьяна, одна из немногих местных жительниц, кто ещё сохраняет бодрость духа. В её палисаднике цветут розы, а участок высажен по уму – она показывает толстую тетрадь, начатую в 1992 году, здесь чертёж огорода и схемы очерёдности высадки культур. – Все гонят самогон, им же расплачиваются за любое дело – так потихоньку и спиваются люди. А молодёжь… уехали все давно».
Когда она переехала в Деревню, молодёжь развлекалась посиделками на остановке и на лавочке у магазина – классическом в деревне месте-встречи-изменить-нельзя. А Татьяна, педагог с огромным стажем, взялась это исправить. Обратилась в администрацию, получила разрешение организовать сельский клуб, устроила в пустующем доме танцы, показ кино, лекции, творческие кружки. Следила, чтобы выпивших не было, просила приходить в опрятной одежде. Процесс пошёл не сразу, но где-то через год абсолютно вся молодёжь, да и многие взрослые, проводили каждый вечер в клубе, все вместе сделали ремонт. Однажды ночью здание загорелось, восстановить его не удалось. В местной школе почему-то не разрешили проводить встречи, а через несколько лет и она закрылась. Нынешние четверо деревенских детей ездят на автобусе в школу соседнего села, в плохую погоду, бывает, добираются сами – а это 7 км.
Рядом с Деревней находится один из 69 вымерших посёлков. На протяжении 16 лет там жили только бабушка со своей внучкой. Когда девушка уехала учиться в Белгород, бабушка ещё немного пожила, но три года назад её не стало и деревня перестала существовать.
«Тут у нас буквально несколько человек чем-то заняты, стараются не опускаться, – спокойно и без тоски говорит Татьяна. – Вот, например, видите синий дом на пригорке? Там живут нормальные мужики: держат большое хозяйство, продают молоко в городе, недавно открыли у нас магазинчик хороший, со всеми товарами и продуктами, а то ведь только автолавка дважды в неделю приезжала. Только, как бы это сказать… они живут вместе. Но это никого не интересует: местные давно равнодушны ко всему».
Обратная тяга
Окончательное исчезновение этой Деревни и многих ей подобных – вопрос нескольких лет. И это не плохо и не хорошо, а абсолютно естественный процесс, который происходит не только в России, но и во всём мире. Деревня в своём привычном представлении разрушается, но сельские поселения не исчезают насовсем, а трансформируются, перестраиваясь под новые запросы.
Количество сельских жителей в Белгородской области стремительно падало на протяжении 30 лет, но с конца 1980-х остаётся практически неизменным. В то время шло строительство электрометаллургического комбината, машиностроительных и сахарных заводов, предприятий строительных материалов, и люди активно переезжали ближе к производству: формировались крупнейшие города области.
С начала 1990-х города перестали стремительно расти и всё больше людей стало расселяться в небольших городах и сёлах. В это время в деревнях в основном обосновывались вынужденные переселенцы из стран ближнего зарубежья. Так формировались агломерации вокруг городов.
Белгородская область практически наравне с Московской активно проходит этап субурбанизации – расселения людей в пригородах крупных городов. Во многих развитых странах этот процесс уже завершается. Он означает, что люди уделяют больше внимания качеству жизни и могут себе позволить сменить загрязнённый, плотно заселённый город и уехать в ближнюю периферию. Развитие технологий таково, что становится неважно, где жить – в городе или пригороде: в распоряжении человека телефон, Интернет, а значит, возможность работать дистанционно.
Однако в большинстве случаев люди оказываются привязаны к своей работе в городе, и здесь таится подводный камень субурбанизации: ежедневный путь из пригорода и обратно изматывает привязкой к расписанию, стоянием в пробках, большими расходами на дорогу и, кроме того, плохо влияет на окружающую среду.
«Агломерации не создаются насильственно, это один из процессов урбанизации, но его можно и нужно направлять в грамотное русло, – рассуждает Надежда Чугунова, кандидат географических наук, доцент НИУ «БелГУ». – Переезд людей в пригороды нужно предвосхищать созданием там необходимой инфраструктуры. У людей должен быть доступ ко всем социальным благам: хорошей школе, больнице, кафе и магазинам и, конечно, к разной и интересной работе. Если этого не происходит, то переезд становится непродуктивным: люди по-прежнему ориентированы на город. По-хорошему, нужно выносить высокотехнологичное производство в пригороды, создавать там рабочие места, поощрять интерес малого и среднего бизнеса. А в сельском хозяйстве поддерживать разнообразие производства: не агрохолдинги, а, например, фермерские хозяйства, поскольку давно доказано, что они эффективны, экологичны и в конечном счёте уменьшают бегство молодёжи из деревень».
В России есть интересная особенность: люди, имея собственный дом, не спешат продавать жильё в городе, часто используя участок как дачу. Ричард Роуз, учёный-социолог, исследующий общество России и постсоветских государств, утверждает, что выращивание горожанами продуктов питания – особенность «стрессовых обществ».
«Если люди не хотят остаться без еды, – пишет Ричард Роуз, – они вынуждены прибегать к производству продуктов питания домохозяйствами или вовлекаются в бартерные отношения. Такая практика приводит к необходимости рабочим и служащим становиться аграриями».
Впрочем, для издревле аграрной Белгородской области, как и для большинства российских регионов, это выглядит достаточно естественным, это часть её культуры.
Фото Владимира Юрченко
Умные налево, красивые направо
Ещё один процесс, который пока что мало проявлен в России, но наравне с мировой тенденцией начинает развиваться в Белгородской области – джентрификация. Это реконструкция и обновление строений в прежде запущенных городских кварталах и заселение их состоятельными людьми. При этом люди с более низким доходом вытесняются в другие районы города.
Пример – жилые комплексы «Славянский» и «Семь», построенные на Свято-Троицком бульваре вместо старых двухэтажных домов, замена одноэтажной застройки на улицах Пушкина и Демьяна Бедного высотными домами и другие. Застройщики предлагают
«дома со свободной планировкой квартир, детский сад, начальную и среднюю школы, наземные и подземные паркинги, торговые галереи и офисные помещения. Новый квартал должен стать обособленным районом с собственной социальной инфраструктурой».
Уже сейчас мы видим в пригородах Белгорода коттеджные посёлки, которые не только сами обнесены заборами, но и участки на которых отделены друг от друга высокими стенами.
«Процесс этот весьма неоднозначный, – говорит Надежда Чугунова, – поскольку таким образом происходит сегрегация: усиливается классовое расслоение людей по уровню дохода со всеми вытекающими последствиями такого неравенства. Постепенно город становится не единым живым организмом, а набором обособленных территорий, которые с большим трудом взаимодействуют друг с другом. Можно увидеть, как это происходит в развитых европейских странах: общество перестраивается, и город делится на «острова». Элитные слои живут в центре, средний класс – за городской чертой, а наиболее бедные люди расселяются в отдалённых районах, что приводит, по сути, к образованию новых гетто».
Но и в этом процессе есть огромный плюс: люди, переселяясь в слаборазвитые районы, преображают городскую среду. Там становятся необходимы магазины и кафе, места для прогулок, скверы, чистота и освещение, и это важный шаг в развитии города.
Статистика
Согласно данным переписи населения 2010 года, общее число сельских населённых пунктов в России – 153,1 тыс. За пять лет (с момента последней переписи) число пустых деревень увеличилось на 48 %, а количество самих деревень – на 8,5 тыс. Часть из них присоединены к городам и более крупным посёлкам, часть опустели. В Белгородской области за это же время количество мёртвых деревень увеличилось с 34 до 69.
В 2010 году в Белгородской области насчитывалось 11 городов, 18 посёлков городского типа и 1 574 сельских населённых пункта. При этом 66,9 % населения составляли городские жители (в среднем по России этот показатель – 73,7 %).