Скотина приблудная
Судя по «Белгородке» 1930–1950 х годов, много людей держало домашних животных. При этом они служили поводом для постоянного беспокойства их владельцев.
Во‑первых, терялись. Лошадь-конь с раной в корне хвоста, лошадь караковой масти, другая – с гривой на левую сторону, трёхмесячный кабанчик с порезанным ухом, жеребёнок с лысинкой на лбу, коровы, козы… Хозяева описывали в объявлениях приметы «потеряшек» и грозили, что нашедшие и укрывшие их люди ответят за это по всей строгости Уголовного кодекса.
Реже сообщалось, что животное «увели», а ещё реже, что оно «приблудилось». Податели последних объявлений сообщали, что просят забрать скотинку, например, приблудившегося к работнику типографии Иванову козла, в пятидневный срок. В противном случае будут считать найдёныша своим. То же самое и с собаками всех пород.
Начитавшись этих историй, современник может представить тогдашний Белгород и его окрестности уменьшенной копией парка юрского периода, где зверьё свободно гуляло в поисках пропитания. Оказывается, не такое уж это преувеличение. В 1951 году исполком Белгородского горсовета даже принял решение об охране зелёных насаждений, где запрещал выпас скота без привязи и предписывал задерживать бродячий по улицам скот. И возвращать его владельцам, взыскивая с них за день содержания коровы или лошади 20 рублей, овцы или козы – 10 рублей.
И уж если коснулись животноводческой темы, то надо вспомнить заголовки о колхозной скотине, в которой видели прямо‑таки сподвижников коммунистического строительства: «Конь служит делу обороны», «Своя шуба овцу не нагреет», «Свинья – главная машина по производству мяса», «Кролика – в каждый двор».
Ату его!
Довершали картину животного изобилия леса, в которых жили стаи волков. В 1934 году Белгородский райисполком даже принял постановление «О борьбе с волками», в котором распорядился создать бригаду истребителей «из лучших охотничьих сил района», снабдив её порохом, картечью, пистонами. Облаву на волков объявляли в лесу Городище Шляховского сельсовета и в октябре 1951 года, в 1955-м, 1956 годах.
Боролись и с менее опасными, но не менее вредными для сельского хозяйства грызунами. Белгородский заготпункт «Союзпушнина» принимал мехсырьё от сусликов, слепышей, хомяков и даже крыс. Ловцов для этого снабжали разными механическими приспособлениями. Расплачивались с поставщиками шкурок в разные годы по‑разному: и деньгами, и промтоварами.
Шофёр для фаэтона
Очень интересно в разрезе времени выглядят некоторые объявления о вакансиях. Например, в 1934 году Белгородскому мясокомбинату требовался… кишечник. Понятно, что не сам внутренний орган, а специалист по его разделке. Но забавно представить, что у кого‑то в трудовой книжке была такая запись.
Ушедшие сегодня, но популярные в 1930–40-е годы профессии: возчик, картотетчик, печник, специалисты по утильсырью. В это же время печаталось много объявлений о «вербовке» (с 1950-х годов «об организованном наборе рабочих») на строительство предприятий в Магнитогорске, Норильске, Красноярске, Харькове, других городах, а также на северные лесозаготовки. Приглашали кровельщиков, штукатуров, токарей, автоматчиков, зуборезов, чернорабочих. Им полагалась оплата проезда, командировочные за каждый день пути, а по приезде – жильё и подъёмные.
В номере за 1985 год встретилось приглашение на работу реставратора фильмокопий. Редкая профессия, но не вымершая – до сих пор числится в тарифно-квалификационном справочнике.
В «лихие» 90-е на страницах газеты публиковали интервью с представителями возникших в духе рыночного времени «свободных» профессий: путан и челночников. Естественно, набора в эти сферы не было, но доходы и особенности «службы» обсуждались.
Интересно, что в «Белгородскую правду» и её типографию на протяжении почти всех 100 лет существования требовались корректоры и опытные фотоработники. А также водители. В 1933 году газета приобрела фаэтон с лошадью и, соответственно, нуждалась в «возчике». А вот в 1956 году редакции уже нужен был шофёр 1-го класса на автомобиль «Победа».
Крапивная копейка
Как простой белгородец мог пополнить свой бюджет помимо зарплаты в советское время? Во‑первых, была система всевозможных закупок на предприятиях.
Госпивзавод покупал у населения хмель культурный и дикий. Белгородский комбинат «Союзплодоовощ» принимал крапиву в 1935 году по цене 15 копеек за килограмм и щавель (по 25 коп. за килограмм) при условии, что зелень «молодая, одни лепестки, без былок и травяной примеси».
Облпотребсоюз регулярно скупал цветочный мёд, мясо, растительное масло.
Из «несъестной» продукции был спрос на речную ракушку, которую приобретала в 1950-е годы промышленная артель «10 лет Красного Октября».
«Заготживсырьё» всячески стимулировало хозяев подворий и охотников на сдачу мяса и шкур от домашних и диких животных.
В 1970-е годы Дмитротарановская семеноводческая станция приобретала семена многолетних трав.
Плюс – макулатура и металлолом, пункты приёма которых были во многих населённых пунктах. В общем, при желании всегда можно было организовать себе приработок.
Кроме того, в Советском Союзе действовала система сберегательных касс, где на вклады «капали» проценты» (киношный лозунг «Храните деньги в сберегательной кассе» – не анекдот, а правда жизни), и государственных займов. Последние с 1920-х годов пополняли бюджет страны за счёт средств граждан. Существовало два вида займов: процентный и беспроигрышный. В первом случае государство брало у населения в долг деньги на 20 лет под четыре процента годовых. Во втором – четырежды в год облигации разыгрывали по принципу лотерейного билета. По задумке организаторов за 20 лет выиграть должна была каждая облигация, а вот какую сумму – решал случай.
Были среди белгородцев обладатели больших выигрышей. Так, в 1930 году Наталья Латышева из колхоза имени Литвякова Непхаевского сельского совета за 25 рублей купила облигацию третьего индустриального займа. А в 1933-м выиграла по ней 2 500 рублей. На эти деньги в то время можно было купить пять домов, но женщина решила всё положить на сберкнижку. Многие люди в то время просто не верили в возможность такой «халявы», не берегли облигации и не проверяли их. И пример Натальи должен был вдохновить народ на участие в программе госзайма.
Итоги розыгрышей печатали в газете вплоть до 1980-х годов.
Ешьте рыбу!
Понятно, что за сто лет ситуация с продуктами и товарами менялась сто раз. Говорить, что когда‑то было хорошо, а теперь всё плохо или наоборот, конечно, неправильно. Поэтому остановимся на фактах, задокументированных газетой.
А они гласят, что для того, чтобы в 1930-е годы купить чулки, рубашку или отрез на платье, нужно было внести в Горторг аванс. Когда товар поступал, печаталось объявление о прибытии «мануфактуры». Если оставались нереализованные вещи, вновь приглашали покупателей. Из доступного перед войной в объявлениях фигурируют телеги, колёса, пожарные бочки, шорные и гончарные изделия.
В послевоенных номерах, безусловно, привлекают таблицы снижения цен на продовольствие и промышленные товары. Например, в 1953 году на 50 % снизили стоимость овощей и фруктов, а мяса, хлеба, масла и яиц – на 10%. Из промтоваров существенно (на 30 %) подешевела лужёная железная посуда, остальная продукция – от 7 до 10 %. Пусть это было немного, но представляю, как приятно было читать такие новости людям.
В 1956 году «Белгородская правда» сообщила, что во всех крупных продовольственных магазинах областного центра появилось цельное молоко, а также творог, простокваша, сметана. Тут же на всякий случай размещался телефон областного управления торговли, куда можно было пожаловаться на плохое качество продукции.
Вы не поверите, но в начале 1970 х годов народ буквально уговаривали есть рыбу! В объявлениях о продаже свежемороженой скумбрии и ставриды белгородским хладокомбинатом и рецепты печатали, как её готовить, и количество витаминов перечисляли. Судя по всему, народ не сразу проникся любовью к новому продукту. Как и к «Соевым бобам в томатном соусе», которые несколько месяцев подряд усиленно рекламировала облконтора без названия.
В 1990-е годы объявления в газете предлагали белгородцам менять сахар и сгущёнку на ткани, ковры и автомобильные краны. За растительное масло можно было получить мопед, итальянские сапоги готовы были отдать за 15 килограммов телятины. Бартер правил балом – менялось всё на всё, продавалось непродаваемое. Например, очередь на стенку «Белгородская» или холодильник. Ваучеры меняли (во всяком случае, пытались поменять) на машины всех марок и квартиры. Огромным спросом стали пользоваться дома в сельской местности «с большими огородами».
Москву – на Белгород
Что же касается того, насколько популярен был Белгород как место для переезда, ответим – всегда, а в 1990-е годы особенно. После развала СССР печатались десятки объявлений об обмене жилья в союзных республиках на белгородское.
Но это ещё что: до Великой Отечественной войны и сразу после Победы люди довольно часто меняли московские и ленинградские квартиры на Белгород. Вот и думай: то ли пиетета тогда перед столицами не было, то ли у Белгорода был такой высокий рейтинг. Но, как показало время, в этом смысле областной центр не изменился. А вот будет ли виток истории по другим житейским вопросам – посмотрим. Во всяком случае, зафиксирует эти события «Белгородская правда» обязательно.