Детство прошло, фантастика кончилась.
Но вот мне только что на почту пришло письмо от робота. А я – спокоен. На том конце земли, неясно, впрочем, где, какой-то робот для меня писал письмо! И написал, признаюсь, очень даже сносно. А я – спокоен. Мне – всё равно.
Какой я стал, однако, скучный парень. Когда чудесное вдруг входит в нашу жизнь, как стоит ему повториться и стать доступным многим – свет чуда во всём этом постепенно меркнет. И вот уже нам пишут письма роботы, а мы их и не замечаем.
Впрочем, роботы наивны. Присовокуплять, что отвечать на письма их не нужно, было зря. Вот если бы робот роботу писал, то там такие вещи нужно уточнять. А людям… Люди людям-то не отвечают. Куда уж роботам.
В наше время роботы порою лучше нас. И человечнее.
Пойду напишу ему ответ.
Другу детства.
Образы эпохи
Когда ушли Высоцкий, Миронов, Филатов, Абдулов, Янковский, постарели и изменились те, кто был голосом, образом и чувством моей короткой, но эпохи – наступило чувство: всё, конец. Что пережил вдруг всех, до кого так хотел дорасти, в благодарность кому так хотел допрожить всю свою жизнь. С кем.
Показалось – песни спеты, мысли сказаны. Что только пошлостям осталось допевать и договаривать. Что больше не придут, не скажут, не посмотрят. Так, чтоб всю душу наизнанку и навыворот. На годы, ночи. Дни.
Пришли. Пришли, остались. Спокойно, просто. И поют, играют, говорят и смотрят так, что мурашки, что как раньше – что-то важно, там, в груди. Гришковец и Квартет И, Серёжа Бабкин, Полозкова Вера, Катя Климова, Безруков и другие. Много разных лиц и голосов. Кто-то, за кого не стыдно, верю, тем, кто был. Из тех.
Решимость становиться лучше
Любовь есть прежде всего действие, не чувство.
Решимость становиться лучше, чем был до. Ради кого-то. Поступок за поступком.
Вставать. Идти и ехать. Выслушивать. Молчать. Курить поблизости. Проглатывать обиды. Запоминать. Звонить. Прощать.
Не повстречал ещё ни разу, кто становился лучше для себя. Всегда лишь для кого-то. Родителей, возлюбленной, детей. Для Бога. Друга. Даже если он обычный пёс.
Мы застываем в этой жизни манекеном воска, когда нет тех, ради кого бы захотелось становиться лучше. Когда такого человека нет, вся наша жизнь – сплошной автопилот.
И сколько нас таких. На автопилоте этом. Всех возрастов. Живущих механически. С надеждой на такую встречу.
Мы остро вспоминаем всякий раз, как начиналась наша лучшая любовь. За то, какими были. Когда всё получало смысл. Когда все действия, слова и дни приобретали важность. Когда вся жизнь – поступок за поступком, а не промежутки между сном.
Мы тоскуем по временам влюблённости за то, какими были.
Потому что были тогда лучше, чем теперь.