Гришка, гад, гони гребёнку…

И вовсе не за тем, чтобы приучить их к соблюдению правил личной гигиены. А зачем же тогда? Оказывается, чтобы отучить от фрикативного южнорусского произношения «г»!

В русском языке нет буквы, которая передавала бы этот протяжный, словно гласный, звук. Лингвисты обозначают его как [γ]. В отличие от [г] взрывного при его образовании язык не примыкает плотно к нёбу, а трётся об него, оставляя щель для прохода воздуха. Поэтому такой звук называют щелевым, или фрикативным (от латинского fricare – тереть).

Почему же в живом языке этот самый [γ] есть, а русский литературный от него открещивается? О, это история долгая и весьма увлекательная! Не углубляясь в дебри исторической грамматики, отметим, что лингвисты предполагают наличие фрикативного [γ] ещё в праславянском языке. В дошедших же до нас старославянских текстах встречается разное написание, например, слова «кънигъчиj» и «книхчиj». И это свидетельствует о том, что древние авторы писали слово так, как слышали и произносили его сами: в одной местности со взрывным [г], в другой – с фрикативным [γ], передаваемым на письме буквой «х».

Жаль, конечно, что в давние времена не существовало аудиотехники. Но, к счастью, лингвисты умеют анализировать древние тексты. И, основываясь на сравнении южных и северных летописей Древней Руси, делают вывод о том, что тогдашняя киевская элита – и Владимир Святой, и Ярослав Мудрый, и Нестор-летописец – «хэкали» практически так же, как сегодняшние украинцы или жители юга России. Кстати, подтверждает это и сохранившийся «автограф» Анны Ярославны –дочери Ярослава Мудрого, королевы Франции. На брачном контракте её неграмотный супруг Генрих I вместо подписи поставил крестик, а русская княжна (знавшая, между прочим, греческий и латынь) кириллицей написала: «АНА РЪИНА» (Аnnа reginа, т. е. Анна королева). Пропуск «г» в её подписи подсказывает нам, что Ярославна произносила на её месте именно протяжный фрикативный, а не взрывной звук.

Любопытно, что на юге Киевской Руси живое произношение буквы «г» как [γ] соответствовало нормам орфоэпии церковнославянского языка – официального языка богослужения. Под влиянием светских и духовных элит оно затем распространилось и на всю остальную территорию Руси. Как писал основоположник русского языкознания, академик Алексей Шахматов, «усваивая себе церковнославянское произношение, новгородское духовенство подражало при этом киевскому». Вот и выходит, что именно южнорусская манера чтения с фрикативным [γ] воспринималась в северной Руси как специфически книжная!

Этот звук закрепился и в речи жителей Московского государства – об этом свидетельствует в своих «Записках о Московии» австрийский дипломат Сигизмунд фон Герберштейн, в 1516 и 1526 годах побывавший в русской столице с посольством из Вены. Но особенно престижным произношение фрикативного [γ] стало после вхождения Левобережной Украины в русское царство. Малороссийские священники, многие из которых получили прекрасное образование в Киево-Могилянской академии, европейских университетах и поднаторели в религиозных диспутах с католиками и униатами, были в те времена на Руси в большом почёте. Неудивительно, что речь выходцев с Украины являлась образцом книжной учёности для московитян. Позднее, в XVIII веке, в своей знаменитой «теории трёх «штилей» Михаил Ломоносов утвердил именно фрикативное произношение [γ] для высокого стиля русской речи.

Почему же сегодня нормой русского литературного языка считается взрывной [г]? Объясняется это исторической сменой элит в российском обществе. В новой столице государства российского начало постепенно складываться петербургское произношение, основанное на северорусских говорах, где традиционно господствовал взрывной звук. Именно такое произношение стало престижным, а потом и нормативным. Но ещё долго, вплоть до середины прошлого века, отголоски древней книжной традиции звучали в старомосковском говоре. Великие мастера отечественного театра, корифеи МХАТа и Малого произносили щелевой звук на месте буквы «г» в словах «богатый», «благо», «благородный», «денег»… В наши дни фрикативный [γ] на законных основаниях звучит лишь в высокой лексике – «Господи» и «Бог».

Между прочим, метаморфозы щелевого [γ] происходили и в других европейских языках – романских, германских. И до сих пор вопреки нормам литературного немецкого жители Херне – города-побратима Белгорода, – здороваясь, произносят нечто похожее на «хутен тах». Всё это говорит о том, что история фрикативного [γ] очень древняя и невероятно интересная.

Никто не спорит, что в публичной официальной речи стоит придерживаться нормы орфоэпии современного языка. Но и помнить, что эта норма не всегда таковой являлась, тоже полезно. Может быть, тогда никому не придёт в голову потешаться над «нехрамотными белхародцами», а также воронежцами, ростовчанами, ставропольцами, кубанцами! Не случится ли через 100-200 лет так, что произойдёт ещё одна смена элит, и наш раскатистый [γ] вернёт себе утраченные позиции? Кто знает, кто знает…