Выдаёт газеты подписчикам и ключи от кабинетов – журналистам. А по ночам обходит спящее здание, проверяя, всё ли в порядке на этажах. Утром чуть свет (а зимой – ещё до него) с метлой или лопатой приводит в порядок крыльцо и площадку перед зданием. Сейчас это сухопутная вахта Николая Богданова, которую он несёт 17-й год подряд. И будто в другой жизни остались четверть века других вахт: с качающейся под ногами палубой, пропахшие солью, машинным маслом и тревогой – не дай морской бог заглохнуть двигателю за сотни километров от земли!..
Первостатейный старшина
…Морем простой паренёк из Харькова заболел ещё в детстве. Одну за другой глотал книги о моряках и пиратах. Став постарше, пришёл в морской клуб при ДОСААФ, где вместе с ровесниками постигал азы корабельной науки. Но морской романтике и реальной жизни не всегда бывает по пути.
«Я родился в семье железнодорожников. Отец был старшим диспетчером харьковского вокзала. И мама работала начальником поезда и очень хотела, чтобы я пошёл по железнодорожной линии», – вспоминает Николай Николаевич.
Но в Харьковский институт инженерного транспорта поступить не удалось. Так что Богданов пошёл работать токарем-карусельщиком на электроаппаратный завод. В 1959 году его призвали на срочную. И надо же было такому случиться – прямиком на флот. За девять месяцев учебки в Кронштадте Николай Николаевич освоил специальность моториста боевого корабля и попал на базировавшийся в Приозёрске (город в Ленинградской области) корабль особого назначения. Дослужился до старшины 1-й статьи.
После службы обзавёлся семьёй и вернулся в родной город, пошёл учиться в Харьковский политех, устроился слесарем-сборщиком на электромеханический завод. Сел на мель – плотнее не придумаешь. Но спустя три года сухопутной жизни снова зацепило, закрутило и вынесло Николая Николаевича аж под Калининград, в Балтийск. Первый дальний поход – в Атлантику, вдоль английских берегов по нейтральным водам.
«Корабль наш отслеживал передвижение иностранных подлодок. Мы маскировались под рыболовецкое судно, первые годы ходили по «гражданке». Это потом уже, когда начали авианосцы гонять, разрешили надевать форму, – вспоминает Богданов. И вдруг, запнувшись, замолкает. Узок и извилист фарватер дозволенной правды: даже спустя столько лет можно запросто напороться на рифы военной тайны».
100 блюд из краба
Кораблям особого назначения нельзя было заходить в иностранные порты. Разве только в польские Свиноуйсьце и Гданьск да немецкий, на территории дружественной ГДР, Росток. Но есть боевая задача, проложен курс по узенькой полоске нейтральных вод – выполняй. Моряки несут вахты, наблюдают за передвижениями чужих боевых кораблей и подлодок. Список развлечений в свободное время в многомесячном плаванье невелик: домино на приседания, перетягивание каната (чтобы хоть как‑то размяться), корабельная баня да рыбалка. В Атлантике на крючок может попасться пикша или треска – всё разнообразие немудрёной корабельной кормёжки. Но однажды у берегов Франции, в Бискайском заливе, судно наткнулось на крабьи ловушки. Их отнесло от берега в открытое море, винт корабля запутался в сетях. Пришлось морякам облачаться в водолазные костюмы и нырять за борт.
«Кэп нам мигнул: давайте, цепляйте улов. Вытащили 40 корзин по 20–30 килограммов крабов в каждой. Завалили ими всю палубу. Мы их ели во всех видах, а матросы так вообще доелись до аллергии – аж лица покраснели», – смеётся Николай Николаевич.
Из крабьих панцирей в свободное от вахт время корабельные умельцы наделали сувениров. Один такой Богданов привёз дочке в подарок. А ещё привозил, например, шоколад (на судне морякам ежедневно выдавали по 15-граммовой шоколадке). Свежего мяса из небольших холодильников хватало на первые месяц-два похода. А дальше моряки жили на консервах, мясных и рыбных, да и тех давали строго по норме.
«Самой вкусной была севрюга в томате. А колбасу и таранку я не ел, привозил домой», – вспоминает моряк.
Вынужденные усы и двойной аппендицит
Чрезвычайные ситуации в море тоже случались – куда же без них!
«Я так свои первые усы отпустил. Вынужденно. Бриться не мог», – кивает Николай Николаевич.
А дело было так: в выходной матросы смотрели кино, как вдруг на корабле погас свет – вырубился вспомогательный дизель. Кинулся Богданов в машинное отделение, в аварийном освещении не видно ни зги. Налетел на металлический штырь и получил перелом руки. Судовой лекарь кости кое‑как сложил без рентгена, примотал шину – и будь здоров. В порты заходить нельзя, а до конца плаванья ещё 1,5 месяца.
По возвращении оказалось, что кости у Николая Николаевича срослись неправильно. Пришлось их ломать и складывать заново. В итоге провалялся в госпитале четыре месяца.
В другой раз стало плохо одному из матросов в море. Аппендицит. А Богданов с корабельным доктором дружил и потому вызвался ему ассистировать на операции. Операционную устроили в кают-компании.
«Врач мне быстренько рассказал, что надо делать, – и начали. Сделал он надрез, а меня как бросило в жар. Потом в холод. Стою и думаю: хоть бы выдержать, сознание не потерять. Ничего, выдержал», – с гордостью вспоминает Николай Николаевич.
Этот хирургический опыт пригодился моряку ещё один раз, когда аппендицит приключился у самого доктора. После напряжённых радиопереговоров спустя сутки на корабль доставили врача с сухогруза, плывшего из Африки. И вновь помогал Богданов, как бывалый. Доктор попался молодой и неопытный, так что провозились с операцией около трёх часов. А после неё оперированного всё равно пришлось пересадить на другой транспорт и отправить на сушу.
В воде – не сгорели, в огне – не утонули
И штормы случались. Страшно, наверное, находиться на судне, когда вокруг ходят огромные водяные валы?
Николай Николаевич кивает, и, помолчав, без улыбки говорит:
«Помню, однажды возвращались из Средиземного моря и был такой сильный шторм, что мы не могли вой-ти в Ла-Манш. Капитан дал команду: всем одеться в чистое и побриться. На всякий случай».
Бывали и другие форс-мажоры: однажды на малом десантном корабле, на котором служил тогда Богданов, вышел из строя главный двигатель. И это в открытом море (Баренцевом), в бурю. Вызвали буксир, и тот с трудом, преодолевая огромные волны, приволок корабль к родному берегу – на Белушью Губу. Николай Николаевич говорит – весь посёлок тогда высыпал на берег встречать моряков: на благополучный исход дела при такой погоде надежды было мало.
Случались и пожары: от короткого замыкания и из‑за нарушения техники безопасности. Раз загорелось в машинном отделении во время дежурства Богданова. Матросы сушили свою обувь где не положено, а она возьми да и вспыхни! К счастью, корабль стоял у причала: в ход сперва пошли два огнетушителя, а потом подоспела и пожарная машина. Но ремонтироваться после этого случая всё равно пришлось долго.
Порядок и порядочность
После Балтийска почти 12 лет Богданов отслужил на Новой Земле – сперва на катере, потом на малом десантном корабле. На новоземельских его фотографиях там и сям в кадре кроме людей – белые медведи.
«Они неагрессивные были, эти мишки. Придёт, бывало, сядет у подъезда и ждёт, пока кто‑нибудь банку сгущёнки кинет. Дань собирает», – смеётся Николай Николаевич.
После Новой Земли перебрался с семьёй в Мурманск, попал на корабль обеспечения – огромный сухогруз ледокольного типа, который перевозил технику и оборудование. Восемь лет проработал на тамошнем судоремонтном заводе. За это время ему удалось побывать на борту многих знаменитых кораблей и подлодок. Итого со срочной службой у него набралось 25 лет на морях (а с выслугой – все 36). Однако «северную» пенсию, как оказалось, он не заслужил: в стаж отказались включать работу на судоремонтном.
«В пенсионном фонде мне сказали, что служба – это не работа, а в военкомате, наоборот, что работа – это не служба», – посетовал Николай Николаевич.
Однако жаловаться, так же как и сидеть на месте, Богданов не привык. И хоть было ему к моменту переезда в Белгород под 60 – решил вновь идти работать: пока есть здоровье и ноги носят. Так и попал Николай Николаевич в наш издательский дом.
«Я во всём люблю порядок и порядочность, – заключает он, пересчитывая газеты и откладывая в сторону ровные стопки. Мы прощаемся. И бывший моряк, а ныне вахтёр, Богданов, закрыв изнутри тяжёлую входную дверь, отправляется на первый обязательный обход здания».