– Даниэль Феликсович, какое время переживает современное органное исполнительство в России?
– После провала в конце 1990-х и с середины нулевых российская органная школа в состоянии второго расцвета. Открытие новых органных залов и строительство органов – дело очень сложное и дорогостоящее. Но процесс идёт: в стране устанавливают новые, причём по-настоящему высококлассные инструменты. Они обретают место не где придётся, а в созданных специально для них залах. Белгород – хороший тому пример. Молодое поколение органистов последние годы радует своими успехами на престижных международных конкурсах, российских и западных. И те из них, кто в силу тех или иных причин решил работать на Западе, очень востребованы. В 1990-х картина была иной: музыканты уезжали от безысходности, и очень мало у кого из них там сложилась карьера.
– Любопытно, в эпоху глобализации стираются ли границы между спецификой санкт-петербургской и московской органных школ?
– Существовавшее разделение в наш век обмена информацией любого рода – и книги, и записи, и доступ к инструментам – практически нивелировано. И это не только российская действительность. То же самое и в Германии. Если раньше существовали совершенно независимые друг от друга школы (в Гамбурге, Штутгарте, Любеке), то сейчас грань размыта. Более того, даже между французской и немецкой школами сейчас уже нет такого большого различия. Наоборот хорошим тоном считается ситуация, когда, проучившись у нас пять лет, органисты, к примеру, едут к мастерам в Германию, потом в Швейцарию. Они набираются опыта, знакомятся со многими взглядами, играют на разных инструментах.
– А что сегодня происходит в мире сочинительства для органа?
– Есть плодотворные подвижки. Скажем, Московская государственная консерватория имени П. И. Чайковского теперь ежегодно проводит конкурс молодых композиторов на лучшее произведение для органа. И очень много поступает туда заявок. В Петербурге в рамках Международного конкурса органистов имени И. А. Браудо тоже объявляют конкурс на лучшую органную пьесу. И тоже мы получаем достаточно интересных произведений. Проблему я вижу в том, что не всегда наши композиторы знают, как писать для органа. Успешны те, кто счастливо сочетает в себе органиста и композитора. Назову имена Дмитрия Дианова (Москва) и Ивана Татаринова (Санкт-Петербург). Если наших исполнителей привлекает возможность что-то написать для своего инструмента, если у них есть способности к этому – тогда появляются очень яркие сочинения.
– Как бы вы определили место феномена белгородского органа в современной органной культуре России?
– Благодаря Тимуру белгородский органный зал, то, что в нём происходит, не только полноправный, но даже инновационный участник общероссийского процесса. Ваш зал стал площадкой для творческих экспериментов Халиуллина, в том числе для его импровизаций и собственных сочинений. Скажем, Токкату для органной педали соло считаю шедевром органного мастерства – и композиторского, и исполнительского. То, что у него выходит, хотят слышать не только в Белгороде, но и других городах нашей страны и за её пределами. Белгородский солист даёт творческие импульсы многим другим нашим органистам.