Мечта каждого школьника
Во времена моего советского детства шестидесятых – начала семидесятых «Артек», которому на днях исполнилось 90 лет, был запредельной мечтой каждого школьника – от четвероклассника до выпускника. Три недели на море. Без родителей. В своей республике – свобода, равенство, братство, право на самоопределение без взрослых (с вожатыми, да! Но они же свои – молодые и весёлые). Право на составление своего законодательства (все бывшие артековцы помнят Закон роз, Закон перил, Закон моря), весьма сурового к нарушителям. Конечно, право на участие во всех артековских конкурсах и праздниках (день – а это был День, посвящённый Большому Делу, – пролетал как одна минута).
Сама природа овеянного легендами уголка под Гурзуфом – звёзды, выходящие из моря, скалы-близнецы Адалары, пьющий воду огромный гора-Медведь – всё это настраивало на ожидание какого-то райского существования, счастливого праздника без конца и без начала… И это был действительно праздник, однако весьма далёкий от блаженной райской праздности.
Жизнь артековца начиналась с клятвы: «Артековец сегодня – артековец всегда». Подобно мушкетёрскому «один за всех – и все за одного», артековская клятва означала постоянную готовность к деятельности и дружбе. Спортивные соревнования, высадка роз, походы, достижение мастерства в любимом деле… Сюда приезжали ансамблями, командами, не меняя графика тренировок и репетиций.
Пробегая мимо Костровой на пляж или на экскурсию, ты видел занятия знаменитого детского ансамбля песни и пляски имени Локтева – непременного участника всех праздничных концертов в Кремле. Вечером можно было участвовать в танцах или посмотреть кино (нынешняя идея кинотеатров под открытым небом, с пледом и подушкой – оттуда, из «Артека»), а можно было пойти вместе с отрядом и своим вожатым на берег моря, попеть песни, поговорить по душам.
Я помню, как моя подруга Эля Степанова (сейчас она директор белгородской гимназии № 2) рассказывала об артековском вечере, когда они, перепев все песни и потеряв нить разноголосого разговора, примолкли и остался только тихий голос хрупкой девчушки, рассказывающей кому-то об Айвазовском. Постепенно весь отряд присоединился к слушателям – удивительно это было и нигде бы так вовремя не пришлось – закат на море, как оживший любимый пейзаж художника, и история о нелёгком хлебе творца, желавшего выразить что-то высокое, переполнившее душу...
Закат улетел в прошлое, а память об удивительной общей чистоте помыслов этого вечера осталась на долгие годы. Но об этом никто ещё не догадывался в те времена, а девчушка та –сейчас заместитель главного редактора журнала «Дружба народов» – может быть, впервые обрела здесь свой голос, негромкий, независимый, объединяющий друзей умением слышать и слушать…
Открывали в дружбе
Самая замечательная смена – июльская, международная. Выше неё могла быть только слётовская, смена Всесоюзного слёта пионеров, где собирались самые лучшие, активные, достойные, и на небосклоне детства вспыхивали яркие звёздочки – не шоу-бизнеса, а юных граждан огромной страны.
Летняя смена в «Артеке» формировала стержень личности, но не только. Она формировала стержень взаимоотношений личности с миром, учила осознавать свою национальную идентичность в гармонической связи с идентичностями других народов. Интернационализм в общих делах, доброжелательности, интересе к образу жизни других народов, не похожих на тебя, в готовности помочь друзьям в трудную минуту – это всё начиналось с чувства, которое росло в твоей душе, плавилось в Прощальном вечере на Большой Костровой площади – искры его не гасли, освещая дальнейшее сложное переплетение наций и государств в твоей судьбе.
Как это происходило? Всё начиналось с задора артековских соревнований – кто дальше бросит мяч, кто быстрее рассмешит на Дне смеха, кто лучше станцует… С азарта коллекционера, обменивающегося значками. Из дверей круглой стеклянной столовой лагеря «Прибрежный» выходили делегации молодых европейцев – чехов, французов, восточных немцев, поляков, шведов… А наш, младший, 12-й отряд «Лесной» дружины, во всё горло распевая песню о молодом лагере «Прибрежном», только подходил, мы обедали во второй смене. Инициативу проявляли иностранцы, которых вот так запросто мы увидели только в «Артеке». Да и где же их было увидеть в маленьком Белгороде, далёком, как казалось тогда, от всех границ – разве что на вечере дружбы народов в местном пединституте? И то их привозили из Харьковского университета.
И вот кто-нибудь из зарубежных гостей, немыслимо, на мой взгляд пятиклассницы, долговязый, подходил и, указывая на рубашку, усыпанную металлическими значками с достопримечательностями городов, портретами выдающихся деятелей культуры, символами добровольных полезных обществ, комсомольско-пионерско-октябрятских организаций, призывами – да чего там только не было! – улыбаясь, спрашивал по-русски: «Это можно?» Замирая от гордости, ты киваешь головой – и становишься обладателем светящейся стекляшки с гербом чешского или польского города.
И письма в конце концов доходят до всех уголков земли. Органы пристально следят за знакомствами взрослых, а детям… почему ж не писать? Где-то близко громыхает грозовое облако военной памяти – мы живём в его отблесках. Наше поколение узнаёт мир не в поездках с четырёхзвёздочными отелями, а в дружеской переписке с ровесниками из всех стран. Эти адреса мы приносили в свою школу, в клуб интернациональной дружбы (КИД), где был центр по переписке с зарубежными ровесниками. Там можно было найти себе товарища по переписке.
Никакая соцсеть «ВКонтакте» с её общением всех со всеми, но и обособленностью всех от всех никогда не вырастит того чувства всемирного товарищества, той влюблённости в жизнь. Разве можно забыть, как в 1968-м вся панамочно-галстучная Костровая приветствовала делегацию юных вьетнамцев, сияющие лица которых под шляпками-конусами не могли скрыть осколочные шрамы-оспинки от американских снарядов?
И позднее, в андроповские времена, юная американка Саманта Смит почувствовала и приняла в своё маленькое чуткое сердечко этот флёр непременной влюблённости, доверия, трогательной открытости и породнённости всех детей «Артека», где вмиг тает ненависть, враждебность друг к другу, и под этой сенью все защищены и счастливы.
«Здравствуй, мой «Артек» любимый!» – строчкой артековской песни стало начало многих писем, написанных после расставания с «Артеком».
После моего же июльского расставания с «Артеком» был август 1968-го, когда наши войска вошли в Чехословакию. И были разговоры взрослых – шёпотом на кухне, и была детская растерянность, какое-то экзистенциальное одиночество от бессилия понять и вмешаться, но никогда, никогда твой друг по переписке из Чехословакии уже не мог быть врагом…
Галстук с адресами
...Вот чего не позволишь и не простишь «принцу» – это одного: привычки заноситься. Пионерская честь и человеческое достоинство – превыше всего. Лев Кассиль в своей книге «Будьте готовы, Ваше высочество» и Елена Ильина в зачитанной до дыр повести «Четвёртая высота» о юной кино – актрисе Гуле Королёвой навсегда оставили в памяти свободный, веселый, деятельный мир детей «Артека».
В этом мире никому не дано помыкать, властвовать друг над другом, кем бы ты ни был – а «Артек» повидал детей очень именитых гостей! Но здесь все были равны, и дети иностранцев подчинялись общим справедливым уложениям Артековской республики, а сын знаменитой испанской революционерки, «пассионарии» Долорес Ибаррури, Рубен Ибаррури погиб, сражаясь под Сталинградом. На камне, к которому нас приводили в самом начале смены, были высечены имена героев-артековцев, среди которых есть и Рубен, и Гуля…
Мечта попасть в «Артек» сбылась не у всех. Кто-то так и не успел – вырос, а «Артек» только для школьников. Кого-то не направили как не самого достойного. Кому-то не досталось при распределении платных путёвок (небольшой процент от бесплатных направлений на артековский отдых). В массе своей школьники отдыхали в местных загородных пионерлагерях со всеми вытекающими административными порядками и шаблонными мероприятиями, свойственными провинциальному управлению и безжалостно высмеянными Элемом Климовым в комедии «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён».
Наверное поэтому сказочная модель государства-мечты не победила и общество продолжало катиться по шаблону, выстраивая ячейки «свои – чужие». Впрочем, у «той» стороны тоже был злобный, завистливый провинциализм мышления, он убьёт Саманту – она погибнет в авиакатастрофе.
Но всем, кому удалось достичь этой необыкновенной дружбы – с клятвой-девизом-паролем «артековец сегодня – артековец всегда», письмами, обещаниями сохранить реликвии, главная из которых – шёлковый алый, как летняя заря, пионерский галстук с адресами друзей, разлетевшихся по всему свету, и не забывать песни, костёр в ночи... – всем им повезло счастливо вступить в пору взросления.
К идеалу
Месяц пребывания в «Артеке» был освещён для нас высокими романтическими идеалами и традициями. Уезжая, ты забирал с собой этот свет – в нём всё, чем мы жили в «Артеке» и долгие годы после: Адалары… Белеет парус одинокий, белый катер нашей отрядной прогулки по морю… Проходят корабли: «Салют Мальчишу!» Каравелла и старый капитан из песни, чайки, подъём флага. Вожатые, в которых влюблялись. Они приходили в отряд вдвоём: Валя из Куйбышева и армянка Каринэ, Наташа из Петербурга и литовец Альгис. Они были старшими товарищами, непререкаемым авторитетом в наших спорах, лоцманами в море событий и дел, где каждый из детей наделялся своей, весомой ролью. И, конечно, идеалом для каждого, самым-самым умным и всё понимающим Взрослым.
А над ними, за ними – начальник лагеря Васильев, бог, демиург, творец артековского дня.
Воронежский писатель Эдуард Пашнев в 70-е написал биографическую повесть о гениальной, рано ушедшей из жизни юной художнице Наде Рушевой. Надя летящим пушкинским росчерком, тушью, фломастером, карандашом, рисовала по воображению, мгновенно воссоздавая героев Толстого, Булгакова, Экзюпери. Пашнев создал образ девочки с необыкновенно насыщенной духовной жизнью.
Надя была артековкой. По сюжету повести, она умерла от неразделённой любви к вожатому.
Вот это очень важно – грамотно выстроенные обществом взаимоотношения идеалов и действительности. Идеалы, как образы высоких чувств и событий, никогда не осуществятся. Но без них человечество не осуществляет своё предназначение: поколения, выросшие без идеалов, способные осваивать лишь равномерное потребление и автоматическое выполнение своих функций, опустошены и циничны. Во все времена истории человечества в идеалах разочаровывались и вновь искали их. Вспомним Льва Толстого: «Чтобы жить честно, надо бороться. Надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать… И вечно бороться и лишаться, и снова биться… А спокойствие – это душевная подлость».
В «Артеке» растили элиту будущего общества в самом лучшем смысле этого слова. И артековцы понимали ожидания старших. Андрей Соколов, актёр школьной театральной студии первого поколения моих выпускников, побывавший в артековской смене за исполнение главной роли в нашем спектакле «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» 1981 года, упомянул в своих рассказах о мальчишке, который на «абсолюте» (тихом часе) воскликнул: «Ребята, мы же здесь все будущие руководители страны!»
Наш «Артек» давал ребёнку жизнь в стремлении к идеалу. «Артек» был продолжением замечательной утопии, сбывшейся наяву, – детской демократической республики Януша Корчака– и началом коммунарского движения в пионерских организациях Ленинграда конца 70-х (студентами мы зачитывались репортажами о новых, необычных вожатых Лене Махняевой, Лене Шалыгиной, их наставнице Фаине Яковлевне Шапиро).
Из артековской республики вышел в плавание по стране «Алый парус» «Комсомольской правды», территория доверия и высоких жизненных ожиданий, охраняемая и возделываемая Симоном Соловейчиком.
Мы помним: общество никогда не будет солидарным, если оно не объединено стремлением к идеалам, к святыням юности. Неслучайно бурное время юности Герцена – Огарёва с их клятвой на Воробьёвых горах, описанное в хрестоматийном «Былом и думах» и возрождённое в спектакле Тома Стоппарда «Берег Утопии», вызывает такой интерес в России и Европе. И если новым девизом объединённых поколений России становится лаконичное и достойное «Я помню. Я горжусь», – значит, мы не потеряли себя в этом мире, мы не пыль на ветру, как сказал немецкий классик ХХ века.
И ещё. Преображение мира, говорит известный философ и культуролог Григорий Померанец, не может произойти мгновенно, в одночасье. Преображение мира не может охватить миллионы и миллиарды человечества – достаточно немногих, творческих, деятельных – и за ними пойдут. «Артек» – огонь, преображающий душу ребёнка, – а значит, и будущее человечества.
Сумеет ли он сохранить своё предназначение в новом мире? Возьмёт ли государство на себя бесплатное поощрение путёвками в «Артек», как это было в советские времена?
Чудным звоном заливается колокольчик на паруснике по имени «Артек». Каравелла уходит в неизведанное, хочется думать, прекрасное далёко…
В 2015 году Минобрнауки России установило для Белгородской области квоту на 132 путевки в лагерь «Артек». Десять детей – победителей нацпроекта Образование – уже уехали туда в мае в качестве поощрения за успехи в учебе, творчестве, спорте.
Об «Артеке» вспоминают белгородские журналисты
Артековец 1962 года Михаил Лысов:
«Моё первое знакомство с Артеком относится к теперь уже далёкому 1965 году. Родившийся через восемь лет после войны в глухой белорусской деревне Каменке, сожжённой оккупантами, я и во сне не мог увидеть такой красоты. Но это случилось.
Ранней весной, когда у нас снега было ровно по колено, директор школы Василий Максимович Клименков объявил, что мне предстоит ехать в «Артек» на слёт юных корреспондентов.
Что тут началось!
Никто и слыхом не слыхивал, что это и где. Разузнали – на юге, в Крыму, где почти не бывает зимы. Сборы длились всю ночь, а утром – на автобус в областной центр за 100 километров. Потом мне посчастливилось побывать на юнкоровских слётах в «Артеке» ещё дважды.
Скажу лишь о главном: не разделялись мы в «Артеке» на русских, белорусов, украинцев, казахов, мы были абсолютно равны.
Второе, и самое главное: мы не были одиноки, брошены ни на одну минуту. Нас опекали очень умные, талантливые взрослые. Запевалой слётов был Анатолий Ануфриев, в то время работавший корреспондентом «Пионерской правды» по Красноярскому краю. Помню нашего вожатого Виктора Осоцкого, который заменял нам и папу, и маму.
Очень рад, что «Артек» возрождается. Как поётся в одной песне: «Артековец везде, артековец всегда!» Пусть так и будет».
Артековец 1979 года Александр Селюков:
«Деревенский мальчишка-семиклассник, который дальше Белгорода никуда не ездил, вдруг оказался в «Артеке». Гордость, любопытство, страх – с этими чувствами я ехал в международную детскую здравницу. Первое впечатление от «Артека» – другой мир, солнечный, шумный, весёлый.
Каждый новый день в южном лагере не был похожим на предыдущий. Ходили в походы, устраивали праздники, конкурсы, занимались в кружках, купались в море…
В «Артеке» у меня появилось много друзей. Интернета тогда не было (1979 год), да и самих компьютеров тоже, поэтому некоторое время после лагеря переписывались. Как радостно было получать письма из разных городов СССР и даже из-за границы! Хмурым осенним днём будто тёплой черноморской волной обдавало.
Из «Артека» кроме южного загара, ракушек, сувениров, гербария я привёз много новых игр, конкурсов, песен и других забав. Они ещё долго разнообразили наши школьные и клубные праздники».
Артековка 2001 года Катерина Шаронова:
«Мне было лет 13 или 14, когда я отправилась в «Артек» (дружина «Кипарисная»). В те годы он переживал довольно трудные времена. Но тогда, попав на заповедную территорию детского центра, я не ощущала его трудностей. Три недели лагерной смены я прожила в природной сказке. Глаза видели только пейзажи фантастической красоты: вокруг тебя растут-благоухают уникальные реликтовые деревья и травы, перед тобой – великолепное сливающееся с горизонтом море, посмотришь налево – потрясает гигантская Медведь-гора (Аю-Даг), направо – из воды возвышаются живописные скалы Адалары.
Дни в «Артеке» сплошь насыщены событиями. Чуть рассвело, мы уже на ногах – отправляемся в поход к руинам средневековой Гурзуфской крепости (Генуэзской), что остались на скале Дженевез-Кая. Открыли для себя их красоту и историю, возвратились в лагерь – впереди спортивные состязания. А после, собрав последние силы, бежишь в столовую – и кажется, что никогда прежде ты не пил такого вкусного компота из сухофруктов. Вечером собираешься на танцы или спешишь к большому лагерному костру. Вместе с новыми друзьями печёшь картошку, под гитару поёшь добрые песни, пугаешь страшилками. А потом сам чуть живой от страха добираешься впотьмах до корпуса и засыпаешь, едва коснувшись подушки. А если не спится, то крадёшься босиком по хвое к соседнему домику мазать зубной пастой мальчишек.
Можно бесконечно долго рассказывать о том светлом и весёлом времени – столько впечатлений, переживаний подарил мне «Артек». Всё с ним связанное превратилось в одно из лучших моих воспоминаний. Счастлива и благодарна, что «Артек» случился в моей жизни, что именно там я провела последнее лето моего детства».