– Экономические прогнозы на 2015 год пока не радужные, и в этих условиях в России активно говорят о развитии импортозамещения. Насколько реально вообще поднимать какие-либо отрасли в такой ситуации?
– Получается так, что мы сейчас больше всего об этом думаем, именно о финансировании проектов импортозамещения. Анализируя ситуацию на рынке, мы отчётливо видим, что есть колоссальный резерв для увеличения продаж по различным направлениям. Почти всё, что нас окружает, произведено не в России. Для секторов экономики, которые производят товары народного потребления, – это большая возможность. Динамика курса нашей национальной валюты сейчас позволяет довольно быстро заместить эти ниши, даже используя сравнительно низкоэффективные средства труда и устаревшее оборудование. Запас в себестоимости будет позволять некоторое время получать прибыль и потом уже произвести модернизацию.
Это очевидный момент, но нужны и дополнительные исследования с точки зрения маркетинга. В конце концов все эти вещи необходимо научиться продавать – только качеством или объёмом не обойдёшься.
Есть и скрытые направления – тот же сегмент B2B (бизнес для бизнеса) сейчас имеет колоссальный спрос, потому что у нас в сельском хозяйстве даже внутри Белгородской области потребность в части поставок средств защиты растений, комплектующих, семян измеряется миллиардами рублей. Покупаются компоненты для пищевой промышленности, расходные материалы для упаковки, производства и переработки.
Но если вернуться к потребительским товарам, то наиболее надёжной нишей в нынешний период времени я считаю продукты питания. Они наверняка будут обеспечены спросом, несмотря ни на что. Люди, скорее, откажутся от телевизора или компьютера, но продукты питания будут покупать. И здесь самый очевидный пример – недостаток овощей и фруктов в России. Мы импортировали до падения курса рубля где-то от 9 до 10 млрд долларов. Это большой рынок. Его достаточно для того, чтобы развиться не одному десятку предприятий на территории всей России. И даже если предположить, что на этом рынке обоснуется несколько компаний с объёмами выручки до 10 млрд рублей, то это уже будет более 40 предприятий.
Конечно, не так всё очевидно. Есть фрукты и овощи, которые у нас в России никогда расти не будут. Это первое. Второе – у нас есть определённый сезонный разрыв, который мы не сможем покрыть за счёт внутренних источников и даже за счёт тепличного производства. Поэтому на все 9–10 млрд долларов явно претендовать нельзя. Но даже если взять 5–6 млрд – это огромный потенциал.
Второе направление – молочное животноводство. Спрос так же не покрыт, причём в основном по производству сыра. Чтобы обеспечить замещение, надо организовать производство нескольких тысяч тонн молока в сутки. Это большие объёмы. Ферма с двумя тысячами голов дойного стада позволяет максимум собирать 40–50 тонн молока. Чтобы собрать тысячу тонн, надо построить 20 таких ферм.
Ещё одно из направлений – ветеринарные препараты и лекарства. Объём этого рынка в 2014 году составлял около 500 млрд рублей. Примерно 75 % приходится на импорт, поэтому общий объём в 2015 году может вырасти до 750–800 млрд, из которого 600 млрд придётся на импорт. Думаю, здесь есть над чем работать.
– Вы говорите об освободившихся нишах, но геополитические конфликты с взаимными санкциями серьёзно ограничили возможности бизнеса в импорте технологий. Ведь даже крупные аграрные проекты в области были завязаны на европейских технологиях и оборудовании, которое теперь и закупить невозможно.
– Запрета, насколько я понимаю, на ввоз такого оборудования нет. Дело в том, что его нам просто не дают покупать. Я встречался с человеком, у которого реальная проблема с покупкой поголовья молочного скота и ветеринарных препаратов. В США, где он хотел бы приобрести ветпрепараты, которые посоветовал консультант, ему отказались их продать. Ему пришлось сейчас найти посредника в нейтральной стране. Возможно, придётся совершать двухходовую сделку. Такая проблема есть.
В целом я согласен и убеждён, что сейчас развивать сколь-либо значимые и сложные отрасли без трансфера технологий невозможно. И на этом фоне обостряется проблема нашей науки. За последние 20 с небольшим лет наука дрейфовала и обеспечивала просто подготовку специалистов на основе знаний предыдущих поколений. Она выполняла педагогическую функцию. О новых глобальных разработках сложно говорить. Я не хочу обидеть наших учёных, но сужу по тому, что ничего внятного на мировом рынке из наших изобретений не удалось внедрить (или же эти изобретения увезли и они внедрены не нами).
Наша наука является адептом успеха западных разработок. Наших будущих аграриев учат тому, как использовать новейшие западные разработки, медики учатся работать только на западном оборудовании, потому что, куда бы мы ни пришли, почти всё медицинское оборудование произведено за рубежом: Швейцария, Япония, США. Может, что-то где-то российское и используется, но я не могу таких случаев вспомнить.
– Хорошо. Даже если мы сможем обеспечить технологиями новые инвестпроекты, где на них взять деньги? Бизнес после случившегося роста ставок фактически лишился возможности кредитоваться.
– Источники есть. Деньги пока стоят дороговато, но это сейчас. Мы в условиях новой стоимости денег живём всего три месяца (беседа состоялась в начале марта- прим. редакции). За эти три месяца многие успели пережить колоссальный стресс, опасаясь, что мы уже никогда не вернёмся к 12 %. Но с начала года процентные ставки снизились почти на треть. Сейчас масса возможностей открывается. Есть и неочевидные пути.
Есть известный корейский учёный в области управления Чан Ким (соавтор книги «Стратегия голубого океана» – прим. ред.). Это профессор французской бизнес-школы Insead. Я успел там даже две недели поучиться, и нас водили в Институт стратегии голубого океана. Суть его стратегии заключается в открытии новых ниш – надо брать традиционный низкомаржинальный бизнес, создавать новые ниши и входить туда, где нет конкуренции.
Простой пример – тот же Starbucks. Кофейнями занимались многие, но это был традиционный семейный бизнес. Starbucks превратил это в мегакомпанию мирового уровня. Или Цирк дю Солей. Цирк никогда не был высоким искусством, ассоциировался скорее с бродячими артистами. Но на последние их выступления в России цена билета колебалась в районе 10 тыс. рублей. Они перепозиционировали цирк в высокое искусство, и теперь он стоит на одном уровне с балетом или оперой. Они сделали его искусством не для детей, а для людей осведомлённых, которые разбираются в специфике номеров.
Я не являюсь специалистом в этой сфере, но для своей организации я тоже ищу такие голубые океаны в Белгороде – что можно сделать для того, чтобы получить, с одной стороны, заметную долю в кредитном портфеле региона, а с другой – я не вижу смысла с более крупными конкурентами нашими бороться там, где они явно сильнее.
– Сейчас Вас позвали в экспертную группу при правительстве области, которая де-факто займётся антикризисной политикой. И тут вопрос очевиден – что же такого власти теперь могут придумать, чтобы экономика росла. Ситуация всё-таки очень сложная, и как привлекать капитал – непонятно.
– Я считаю, что властям не надо сейчас идти традиционным путём. Достаточно много ниш пока не охвачены в полной мере экономической активностью. Мне крайне перспективным кажется развитие малых форм хозяйствования на селе. В регионе очень высокий процент обработки сельхозугодий, но есть много участков небольших, которые в силу разных причин крупными компаниями не обрабатываются и не будут обрабатываться. Есть небольшие приусадебные участки. Боюсь ошибиться, но в области более 100 тыс. личных подсобных хозяйств. Из этих 100 тысяч, наверное, 10–20 тыс. уже занимаются экономической деятельностью. И вот если экономической активностью охватить всего-навсего 20 % – это 20 тыс. ЛПХ на протяжении двух лет, то мы получим очень хороший рост.
Поддержать данный процесс можно созданием сильного регионального бренда, обеспечивающего федеральное позиционирование продукции белгородских фермеров с едиными стандартами фасовки и упорядоченной логистикой. Думаю, с такой задачей могут справиться крупные хозяйства и специализированные интеграторы.
– Если пытаться занять ЛПХ бизнесом, достаточно ли будет им знания бизнес-процессов, чтобы суметь эффективно работать и соответствовать требованиям брендов? Ведь речь идёт о своего рода коллективном агрохолдинге.
– Я думаю, такая проблема есть. Но речь не идёт о сложных бизнес-моделях. Зачастую ЛПХ – это максимум 10–20 голов КРС и здесь, как правило, работают только члены семьи. Это бизнес, не требующий глубоких знаний. Знания нужны для организации сбыта, потому что в ЛПХ люди находятся в заведомо менее выгодных рыночных условиях.
Например, крупные животноводы могут сдавать молоко при закупочной цене 23 рубля даже по 25–26 рублей при высокой жирности. А мелкие хозяйства не сдают дороже чем по 18 рублей за литр из-за того, что у них хуже условия доения и качество скота не позволяет получать высокую жирность, а также абсолютно чистое молоко. Это негативно сказывается на рентабельности. В итоге промышленное производство даёт примерно 8 тонн в год с коровы, а в малом хозяйстве – 5–5,5 тонны, да ещё и продают по 18 рублей за литр молока. Это та же самая корова, которая съедает такое же количество корма, а денег реально даёт почти в два раза меньше. Поэтому им необходимо будет оказывать технологическую поддержку, и самое простое решение – создание единой ветеринарной службы в области, которая бы занималась всем этим на коммерческой основе.
– Для фермеров всегда актуальной была проблема сбыта. Из-за того, что издержки у них выше, чем у крупных компаний, на рынок такой продукт выставить очень тяжело. Как создать условия для сбыта?
– Я точно знаю, что такая задача есть – создать сильных интеграторов, которые смогут объединять производимую продукцию фермеров и ЛПХ и консолидированно выходить в сетевую торговлю. Но есть и другой момент. На мой взгляд, эту продукцию нельзя ставить в один ряд с промышленным производством. В основном это органические продукты, выращенные или произведённые в несколько иных условиях, с минимальным воздействием антибиотиков и средств защиты. Надо правильно перепозиционировать этот продукт, может быть, и не стоит в сети ломиться, а использовать альтернативные возможности для продажи: рынки, малые формы торговли.
Скорее всего, эти продукты будут дороже, но многие готовы платить немного больше за продукт, который имеет более высокое качество.