Первый в РСФСР. Как белгородец Николай Анощенко возродил свободные полёты на аэростатах

Воздухоплавательный спорт в вопросах и ответах

Уже спустя 10 лет 25-летний Анощенко навсегда вписал своё имя в историю воздухоплавания, первым возродив в Европе свободные полёты на аэростатах. Необыкновенному путешествию по небу, стартовавшему прямо с Красной площади 27 июля 1920 года, Анощенко посвятил отдельную главу своей книги «Полёты белгородца».

Отчаянные первопроходцы

Идею свободного полёта на аэростате Николай Дмитриевич вынашивал несколько лет. Ведь с начала Первой мировой войны 1914 года ни в России, ни вообще в Европе таких полётов не совершалось. А потому он и его команда должны были стать первыми в Европе воздухоплавателями, возродившими аэростатный спорт. Но, как вспоминает Анощенко, организовать тот памятный полёт было очень непросто.

Старт аэростата с Красной площади 27 июля 1920 года, художник Г. Савицкий, 1924 г / Фото: фонд БГИКМ

«Первое препятствие, которое предстояло преодолевать, было весьма серьёзным – у нас не на чем летать: нужных оболочек не было, – писал авиатор в своих воспоминаниях. – Долго и упорно пришлось повсюду разыскивать старые аэростаты. Из питерской Воздухшколы нам прислали две обнаруженные там оболочки сферических аэростатов, «вполне годные для полётов». Но при первой же раскладке они расползлись по швам».

В итоге нужную оболочку нашли среди трофеев: от пленного колчаковского воздухоплавателя узнали, что один круглый аэростат есть в Саратове. Его нашли и доставили в подмосковное Кунцево. Дата выпуска оболочки – 1909 год, объём неизвестен.

«С тревогой пробуем материю на ощупь – не пересохла и при натягивании на руках не рвётся, – вспоминает Анощенко. – Клапан исправен, сеть тоже в относительном порядке – порванных клеток не так много – зачиним, корзина (гондола) хотя порядком и помята, но всё еще сможет поработать, – дно, хотя и выгнулось, без дыр. Значит, можно будет полететь. Ничего другого нет и не предвидится. Газ для наполнения оболочки у нас тоже есть – старый, отработавший положенный срок водород, который просто выпускается в воздух. Правда, не было ни гайдропа (толстый длинный канат, используемый при посадке – прим. авт.), ни якоря, ни якорного каната – решили лететь без них.»

Фото: Павел Колядин
Как в Белгороде запустили воздушный шар с портретом Гагарина

Лишь накануне вылета отчаянный экипаж отыскал‑таки среди бракованного имущества Авиапарка столь нужные якоря. Гайдропы же сумели сплести из тройниковых канатов.

В последний момент

После всех официальных согласований с Реввоенсоветом и Авиадармом вылет назначили на день торжественной демонстрации на Красной площади в честь 2-го Конгресса III Интернационала.

Но руководство поставило условие – обязательно посадить в корзину аэростата хотя бы одного владельца «бреве» (то есть диплома) на звание «пилота-воздухоплавателя». Дело осложнялось тем, что такие разрешения последний раз выдавались ещё до начала войны царским Аэроклубом. Совершенно случайно такой человек отыскался – это был Иван Олеринский, работавший делопроизводителем в Главвоздух­флоте. Правда, в последний раз он летал на аэростате целых 11 лет назад.

«Приказ за номером 28-М был подписан; он сопровождался категорическим указанием далеко не залетать и снижаться, как только аэростат минует границы Москвы, так как спуск вдали от центра грозил нам большими неприятностями, – рассказывает Анощенко в книге. – Нас могли принять за польских шпионов или за белых и без лишних слов ликвидировать на месте».

Н.Д.Анощенко с товарищами в корзине аэростата во время первого научного полёта в РСФСР, г. Москва, 1921 год / Фото: фонд БГИКМ

И вот наступило долгожданное утро 27 июля 1920 года.

«Радостно и весело солнечным утром на улицах Москвы, как будто нет уже ни голода, ни эпидемии, ни войны», – делает в своём дневнике заметку Анощенко. 

Он спешит на Красную площадь к своему аэростату. И находит его «в довольно жалком, сморщенном виде». Причина в том, что, не зная точного объёма оболочки, водородом его заполняли на глазок.

В итоге летучего газа не хватило, но взлетать решили несмотря ни на что. Из‑за этой неприятности пришлось исключить из команды одного человека. Делали это в спешке, прямо перед взлётом, потому что только в этот момент почувствовали: корзина поднимет не больше троих. Кроме Олеринского и Анощенко в экипаже остался командир отряда Леонтий Куни.

«Быстро срываем резиновое кольцо, зажимающее аппендикс, и аэростат плавно раскрывается. Одновременно нас начинают «сдавать на гайдропе». Дно корзины уже «отклеилось» от булыжной мостовой и тихо раскачивается из стороны в сторону. Мы висим на одном месте, так как аэростат почти не тянет нас вверх, а к нам бегут всё новые посланцы и истошно кричат, чтобы мы не мешали параду.

— Балласт! Весь мешок! Быстро! – нервно командует Олеринский, и Куни поспешно высыпает песок за борт.

— Ещё мешок!.. Ещё!..

И только тогда наш аэростат оживает и всё быстрее идёт вверх. Наконец‑то…»

Фото: Павел Колядин
Вальсирующие с облаками: 25 вопросов и ответов о воздухоплавании

Примостившись на балластном мешке в углу корзины, Анощенко начинает запись: «Вылет с Красной площади в 12 часов 30 минут 27 июля 1920 года. Взлёт форсированный…».

От Москвы до Богородска

Аэростат легко набирает высоту. И спустя некоторое время барограф фиксирует высоту 4 850 метров. У членов команды начинает слегка шуметь в голове и закладывать уши. Термометр на солнце показывает +24 градуса Цельсия, а в тени всего только четыре градуса тепла. Олеринский в своей летней рубашке окончательно замёрз и дрожит. У всех начинают синеть губы, они как будто посыпаны белым порошком, в ушах какой‑то шум.

Вскоре воздухоплаватели замечают вдали белые здания Богородска, к которым летит аэростат. Вдали, ближе к горизонту, всё ещё полыхает ярким золотом своего купола храм Христа. Постепенно аэростат начинает снижаться. И Анощенко замечает – чересчур быстро.

Фото: Павел Колядин (архив)
Штиль, тихий, лёгкий, слабый, умеренный… Как белгородские метеорологи укрощают ветер

«Я пробую по барографу определить скорость движения, – вспоминает он в книге. – А Иван Олеринский даже не смотрит на приборы».

«Вот мой анероид, – говорит он, выбрасывая за борт корзины маленькие кусочки тонкой бумаги. – Если они падают вместе с нами – значит, скорость снижения всего около одного метра в секунду, что гарантирует «дамское» приземление; ведь можно при посадке подходить к земле со скоростями два и даже три метра в секунду».

Скорость снижения увеличивается. Аэростат потряхивает от сильного ветра. Но везде под корзиной густой лес. И вдруг – две спасительные полянки.

«Подтянуться за обруч! Поджать ноги!» – командует Олеринский. И Анощенко с Куни проворно хватаются за толстое деревянное кольцо, поджимают под себя ноги и почти в тот же момент чувствуют мягкий толчок – дно корзины ударяется о землю. Первый в РСФСР свободный полёт завершён.

Небесный рекорд

«Чудо божье»

Когда команда вылезает из корзины и начинает собирать оболочку, из леса показывается сначала один босоногий мальчуган, потом второй, третий… Немного погодя на поляну выходят и крестьяне.

«Товарищи! Не бойтесь и подходите ближе. Только не курите», – кричит им Анощенко и объясняет, что от огня может взорваться смесь выпускаемого из аэростата водорода с воздухом.

Мужики задают прилетевшим с неба десятки вопросов и помогают разбирать аэростат. Один из них, ухмыльнувшись, рассказывает про перепуганных до смерти деревенских баб, которые приняли воздушный шар за купол церкви.

«Ей-богу! – со смехом рассказывает он. – Чудо, говорят, божье, да всё крестятся на вас. Теперь в лесу хоронятся. Вишь, нет тут ни одной бабы.

А другой парень без улыбки заявляет:

— Твоё счастье, что ружья со мной не было, а то, вот тебе крест, пальнул бы в тебя. А стрелок я отменный.

— Да за что же это? – спрашивают его.

— Да уж так, ни за што… Оно, конешно, я по корзинке вашей не бил бы, – зачем по людям стрелять. А вот в шар‑то твой я пальнул бы беспременно. Ей-ей, пальнул бы – пузо‑то у него больно агромадное – не промахнулся бы».