Зелёный на чёрный день. Как доллар ходил в народ

С особым удовольствием

Для начала немного истории. В Советском Союзе иностранную валюту могли иметь лишь дипломаты, моряки и туристы, отправляющиеся за границу. Баксы не продавались, мало кто их видел своими глазами, и все знали: если найдут – тюрьмы не избежать. Шутка тех лет: «В СССР за доллар можно получить 60 копеек (официальный курс $ 0,6–0,7 рубля. – А.З.), от 3 до 15 лет или высшую меру».

Статья в Уголовном кодексе за операции с иностранной валютой появилась при Хрущёве, в 1961-м. Отменили её лишь через тридцать лет, после того как лидер страны Михаил Горбачёв в конце 1990-го ввёл коммерческий курс рубля к валютам, фактически разрешив покупать доллары.

«Михаил Горбачёв в конце своего правления начал в астрономических масштабах печатать деньги, и советский рубль просто рухнул на чёрном рынке. Летом 1991 года за доллар давали 30 рублей, а в декабре 1991 года, в момент распада СССР, уже 100 рублей, – говорит о том времени руководитель информационно-аналитического центра «Альпари» Александр Разуваев (Москва). – С учётом проведённой в 1998 году деноминации почти за 30 лет курс рубля к доллару упал с 10 копеек до нынешних 75 рублей. Неудивительно, что россияне предпочитают делать сбережения в иностранной валюте».

А ведь рубль знавал и лучшие времена. В период правления Екатерины II котировался за границей. Тогда за 1 рубль давали 1,39 доллара. Весь XIX век доллар в царской России стоил примерно столько же. После финансовой реформы Витте 1897 года курс нового золотого рубля к доллару составил 1,94. При Николае II золота в казне стало больше, чем выпущено бумажных денег. Рубль имел более чем 100-процентное золотое обеспечение и стал самой конвертируемой валютой в мире. Рубли без проблем меняли в банках Лондона, Парижа, Берлина, Вены, Рима. Золотые монеты везде принимали с особым удовольствием.

Но вернёмся к новейшей истории. В лихие девяностые валюта многих спасала. Это был тот резерв, который мог выручить в трудную минуту. Чтобы сохранить пенсию или зарплату, рубли переводили в доллары и берегли под матрасом. Мы спросили у белгородцев, как доллар повлиял на их жизнь и какие события были связаны с валютой.

Отломил

Елена:

«У меня никогда не было свободных денег, чтобы покупать доллары. В 1998 году мне пришлось продавать квартиру. Мы встретились с покупателем, видимо, из коммерсов, как тогда говорили, специально в людном месте. В каком‑то тихом уголке он достал приличную пачку денег, не считая отломил от неё половину и протянул мне. Это были доллары, которых я прежде никогда не видела. Пошла в банк, к знакомой, попросила проверить купюры на подлинность. Обошлось».

Втридорога

Марина:

«Муж имел небольшой собственный бизнес. Как‑то мы заняли валюту, чтобы купить товар. Брали доллары по одной цене, а отдавать пришлось рублями и в три раза больше, потому что баксы выросли в цене».

Монтекки и Капулетти

Сергей:

«У кого тогда деньги были, те их хранили в долларах, иначе они обесценивались со свистом. Сколько тогда друзей, родственников перессорились, некоторые до сих пор враждуют, простить не могут истории с валютными долгами».

Тогда все расчёты производились в баксах. И цены были в долларах на всё. Умные, занимая доллары, договаривались на берегу, например: беру по курсу и отдаю так же. Рисковали страшно обе стороны, курс доллара скакал как сумасшедший. Кто‑то возвращал, как обещал, другие…

У меня отец дал в долг доллары мужу своей сестры на покупку машины. Дело было весной 1998 года. После августа, когда доллар с 6 рублей вырос до 20 в декабре, семья развалилась на два враждующих лагеря. За 30 лет так и не выяснили, кто прав, кто виноват. Жили, как Монтекки и Капулетти.

Рядовой инженер

Ольга:

«Знакомый валютчик в прошлой жизни был простым советским инженером с дипломом престижного столичного вуза, маленькой зарплатой и большими перспективами в карьере. Потом начались девяностые. Зарплаты не могли угнаться за ростом цен. Инфляция в стране достигла небывалых масштабов, население стало хранить свои сбережения в твёрдой валюте. Поэтому у валютчиков недостатка в клиентах не было. Пока народ выживал как мог, некоторые из них жили на широкую ногу, приобретали квартиры, тачки, кутили в ресторанах».

Знакомый продал акции родного предприятия, и эти деньги стали стартовым капиталом в новом деле. Самое трудное, как он вспоминал, было выйти на улицу, встать у всех на виду и что‑то кому‑то предлагать.

В банках покупать зелёные невыгодно, поэтому меняли у валютчиков. С ними всегда можно было договориться, поторговаться. Например, 100 долларов продавали по одной цене, а тысячу – ещё выгоднее. К валютчикам шли все. Кто‑то получал большое наследство и не хотел «светиться» в банке. Другие копили на машину или берегли на чёрный день.

Знакомый рисковал постоянно. Случалось, приходил домой, там его уже ждали бандиты. А у него крупная сумма с собой. Один раз очнулся в подъезде с проломленной головой. Долго не позволял себе шиковать, как другие. Поэтому много лет оставался в этом деле.

Первый и последний

Иван:

«В 1999 году я купил десять долларов одной бумажкой. Дома долго рассматривал купюру. Это был первый и последний раз, когда я связался с валютой».

Меня шурин сагитировал: «Если баксы немного подержать, потом продать по выгодному курсу, можно хорошо наварить». Сам он откладывал доллары, чтобы купить теплицу.

Каждый день мы с ним следили за движением доллара. Зелёный поднимался на 15 копеек, я уже волновался: не пора ли продавать? Шурин останавливал. Он всё звонил куда‑то на Украину, узнавал курс. Там был самый выгодный.

А жена меня всё время пилила: «Денег в доме нет, продай доллары». С зажатой в кулаке бумажкой я пришёл на рынок к валютчикам. Деньги они предлагали хорошие, но я боялся обмана. Думал, подсунут фальшивые рубли или выманят мои зелёные и растворятся. Короче, я оказался в банке, где продал валюту и оказался в прогаре. С тех пор зарёкся…

Две цены

Татьяна:

«В девяностые мы с мужем решили копить на машину. Продали акции своего предприятия, поняли, что не хватает, и стали покупать доллары. Зарплаты были смешные, но как‑то умудрялись хоть десять долларов, да отложить. Трижды пытались насобирать, но это ничем не заканчивалось – курс доллара каждый раз снижался».

Тогда товары можно было покупать либо за валюту, либо за родные «деревянные». Челноки привозили импортный товар, купленный за валюту, сдавали его в магазины. Торговцы указывали цены в у. е. – условных единицах – или сумму в переводе на рубли. Цены без конца менялись. Спрашиваешь, например, почему подорожали холодильники. И всегда был готов ответ: «Доллар подскочил».

Одна моя знакомая ездила в Польшу, чтобы обменять рубли на доллары. Там курс доллара был выгоднее, чем в России.

Утюги и баунти

Василиса:

«В то время моя мама стала челноком. Возила в Польшу электрические утюги, швейные иголки, прищепки для белья, губки для мытья посуды. Обратно везла одежду, ещё что‑то, не помню. Для нас с сестрой самым ценным в тех клетчатых баулах были баунти, сникерсы и коробки жвачки – мечта любого ребёнка тех лет».

А у соседей глава семьи служил в Сирии военным. Жил на полном государственном обеспечении, а зарплату получал в валюте. Ни цента не тратил, всё складывал в кубышечку. Баксы собирались на кооперативную квартиру для дочери.

Юркие мальчики

Мария:

«Я родилась в Ленинграде, в начале 1980-х заканчивала там школу. Класс, в котором я училась, называли «валютным». Родители моих одноклассников работали гидами-переводчиками за рубежом или с иностранными туристами, приезжавшими в СССР. Не помню, чтобы кто‑то из ребят хвастал заграничными тряпьём, импортной техникой, пластинками – тем, что обычно привозили из командировок. Рассказывать об этом было не принято. Времена были суровые, можно было и хорошую работу потерять, и тюремный срок схлопотать».

Настоящие валютчики стояли возле магазина «Берёзка» недалеко от Дворцовой площади. После уроков мы всегда проходили мимо них. Про юрких мальчиков и о том, чем они занимаются, знали все, и никто их не трогал.