Обыкновенный Гений. Судьба художника с необычным именем

Через два года – юбилей

Творческое наследие Гения Каневского – графика: рисунки, экслибрисы, газетные карикатуры. В фондах музея теперь сотни новых экс­понатов. Можно предположить, что широкой публике коллекция станет доступна в 2022 году: Каневскому исполнилось бы 90 лет, и к юбилею приурочат выставку. Кстати, день его рождения – 19 августа.

Дочь художника, Елена Гениевна Пьянкова, живёт в Краснодаре вместе с мужем-археологом, сама тоже участвует в экспедициях. Связи с Белгородом не потеряла. От отца здесь осталась квартира – настоящий домашний музей, полный неожиданностей. И наконец, место его упокоения, за которым нужно ухаживать.

«Сейчас произвожу раскопки дома, здесь у нас культурные слои», – шутит она.

Елена Гениевна достаёт длиннейший свиток кальки – метра два, не меньше. Это автобиография Каневского. Она написана карандашом, мелким, убористым почерком. Разобрать его с непривычки почти не под силу.

«Чего-чего, а кальки в институте было много», – просто объясняет дочь одно из милых чудачеств своего папы.

И начинает рассказывать.

Гений Каневский / Фото: Олег Гончаренко

Упрямый Гений

Гений Николаевич Каневский родился в 1932 году в Туле. После сестры он был вторым ребёнком, а за год до войны родилась и младшая сестра.

«Папенька был из не слишком знатного дворянского рода, – вспоминает Елена Пьянкова. – Была у них деревня Студенец в Мценском уезде, сейчас это Орловская область. Во время гражданской войны его прадед переписал фамилию на Коневский. На всякий случай, чтобы не расстреляли. Его мать и отец, это он помнит точно, в 30-е годы спать ложились с узелками – ждали чёрный воронок».

Маленький Гений Каневский не знал о своём вредном классовом происхождении – родители скрывали. Перед друзьями, такими же дворянскими отпрысками, он даже стеснялся: мол, вот вы какие, а я из простых.

Правда открылась перед финской войной. Отец Гения не считал нужным на неё идти, достал документы и перестал скрывать свой статус неблагонадёжного. Но на Великую Отечественную потом пошёл – и по призыву, и по велению сердца, навстречу немецкой угрозе России.

«Мать тем временем взяла в охапку троих детей, свекровь, и с миллионами советских женщин, детей и стариков поехала в эвакуацию. Дорога в Казахстан была нелёгкой. Как‑то ночью Гений упал с вагонной полки, получил скрытую травму позвоночника. Думали, что легко отделался – травма не напоминала о себе всю жизнь, но сказалась перед смертью».

Война есть война. На отца пришла похоронка. После войны мать с детьми вернулась в Тулу, где сочла, что Гений в Казахстане не получил достаточного образования. И сделала его второгодником.

«Тут‑то отец обиделся, сказал: «Ах, я вам недоучка, хорошо!» и вовсе перестал учиться. Тройки по предметам, конечно, ему натянули. И после школы мать, моя бабушка, как‑то определила его в строительный техникум. С этого и началась его биография в строительстве. В техникуме он встретил маменьку. За барышней надо ухаживать, для этого нужны мозги, и он начал учиться на Ленинскую премию».

Личный экслибрис Гения Каневского / Фото: Олег Гончаренко

В числе молодых интеллектуалов

Начало 1960-х годов в Белгороде – эпоха бурного развития города и региона. В область хлынули перспективные кадры со всей страны. В 1961 году был создан институт «Центрогипроруда» (ЦГР) и ЦНИИ горосушения (позже ВИОГЕМ).

«В них работали молодые выпускники ведущих советских вузов. Это была интеллигенция, воспитанная «хрущёвской оттепелью», – вспоминает друг и коллега Каневского, белгородский художник Виктор Иванчихин. – Впервые в проектных институтах создавались группы эстетики. Эта работа была частью общего проектного дела. Группа промышленной эстетики, где я работал с 1972 года, была своеобразным полигоном юмора и общеинститутского интеллектуального развития».

В этот период и был приглашён в ЦНИИ горосушения из Тулы молодой архитектор Гений Каневский. Он уже имел опыт проектной работы – был одним из авторов проекта тульского цирка. Супруга Ираида с маленькой Еленой приехали через полгода, когда главе семьи дали однокомнатную квартиру на проспекте Ленина.

«Как руководитель группы, которая занималась архитектурно-художественными проектами, Гений Каневский выполнял макеты, демонстрационные чертежи со сложными перспективами, а также занимался оформлением интерьеров и экстерьеров зданий», – рассказывает Виктор Иванчихин.

«Демонстрационный чертёж отличается тем, что объект показывают заказчику в реальности, как на картине: раскрашивают акварелью, добавляют всякие деревья, – дополняет дочь. – То, что сейчас делают на компьютере без всяких Гениев Николаевичей. Лозунги «Слава КПСС» и «Да здравствует 1 мая» он тоже писал, как и все художники на заводах, в институтах».

Институты, в которых трудился Каневский, с первых лет существования формировали облик областного центра. Творческий вклад Гения Николаевича – в десятках улиц, мостов, развязок, зданий Белгорода. О нём напоминают горожанам пешеходные мосты через Везёлку в парке Победы и возле БелГУ, здания кооперативного университета и строительного техникума, реконструированная улица Студенческая после того, как перестала быть улицей Жданова… Полный список был бы очень длинным.

Фрагмент газеты Белгородская правда от 9 ноября 1961 года с карикатурой Каневского и его комментариями к качеству печати / Фото: Олег Гончаренко

«Идолы» и кинематограф

Есть в Щёкинском районе Тульской области местечко Супруты. Лесное, заповедное. Что там сейчас – нам неизвестно, а в 1960–70-е годы в те места Гений Каневский с компанией из 12–30 человек выезжали на полтора месяца каждое лето.

Жили в палатках, по‑походному. Вода из родника, еда на костре. На досуге Гений Николаевич собирал по округе коряги и вырезал из них подобие африканских масок. Это были шаржевые образы участников той лесной жизни.

«Я сама лет 15 туда ездила, а папенька гораздо раньше меня начал, – вспоминает Елена Гениевна. – Кроме этих идолов, он обеспечивал весь лагерь мебелью. И снимал на 8-миллиметровую камеру «Кварц» настоящие немые игровые фильмы – нечто по сюжетам русских сказок вроде «Курочки Рябы». Как‑то мы все приуныли – на нашем месте затеяли строительство базы отдыха для сотрудников местного химкомбината. Но отменили, потому что все деньги сожрала подготовка к Олимпиаде-80. Папенька с этой радости снял фильм про эстафету олимпийского огня со всякими нашими игрищами».

Часть интерьера детского сада, оформленного Каневским / Фото: Олег Гончаренко

Ex libris

«Внешне он был своеобразный и своевольный творческий человек, всегда имевший своё и часто отличное от других мнение, носивший длинные волосы и усы, иногда бородку, – вспоминает Виктор Иванчихин. – В кругу товарищей по работе он отличался высокой эрудицией не только в изобразительном искусстве, но и в музыке, кино, архитектуре. По его рассказам, он в детстве в Тульском доме пионеров занимался в художественной студии и драмкружке, где даже однажды гримировал юного Вячеслава Невинного, будущего известного артиста».

Со времён тульской молодости Гений Николаевич через всю жизнь пронёс любовь к шаржам. Они исполнялись к юбилеям, были одиночными и групповыми.

Сотни белгородцев хранят сделанные им персональные книжные штампы – экслибрисы (лат. «ex libris» – из книг), обозначающие принадлежность книги. Экслибрис можно выполнить в виде простой надписи «Из книг [такого‑то лица]», как канцелярская печать. Но Каневский делал их в виде небольших рисунков-шаржей.

В зависимости от характера изображаемого лица, герой на шарже мог быть представлен в виде римского патриция, немецкого вельможи. Или, к примеру, с ракеткой для настольного тенниса в одной руке и со стаканом в другой. Тот же Виктор Иванчихин изображён как художник-чертёжник, с кистью и циркулем.

В экслибрисе Каневский раскрылся как высокопрофессиональный и неповторимый художник. Иванчихин убеждён: в шаржах Каневскому не было равных, как по остроумию, так и по технике исполнения.

«Однажды я показал его экслибрисы Станиславу Косенкову, – вспоминает Виктор Иванович. – Тот с большим интересом разглядывал оттиски и удивлялся, почему он не участвует в выставках, ведь это хороший профессионал и очень интересный художник. Станислав Степанович предложил ему принять участие в выставке малой графики «Италия – Россия», которую организовывал известный в СССР московский художник Калашников».

«Косенков на этой выставке взял первый приз, а Гений Николаевич выставил на ней шарж на самого Косенкова», – уточняет дочь.

Экслибрис Станислава Косенкова работы Гения Каневского / Фото: Олег Гончаренко

Нужна только любовь

«Чудаком его нельзя назвать, – считает Елена Пьянкова. – Ведь он «чудил» не для себя, а для других. Старался для людей жизнь сделать радостной. Чудаки – они немножко не отдают отчёт, что делают. А он очень хорошо разбирался в людях. Карикатуру иначе не нарисуешь. Прекрасно видел, с кем он разговаривает и каким будет изображённый результат. И все свои произведения раздаривал. Жил для других: всё время делал подарки».

— Он шаржи рисовал лишь на своих знакомых? Не изображал известных личностей из телевизора? Ведь поводов хватало: к примеру, Горбачёв с его антиалкогольной кампанией.

— Нет, и политикой вообще интересовался в определённом смысле. Из‑за этого бабушка в итоге сожгла в печке семейные документы о дворянском происхождении. Слишком он любил рассказывать ей политические анекдоты. Такие, что она перепугалась и сожгла.

— Какие свойства характера были у Гения Николаевича? Наверняка для работ над изображениями нужны были и терпение, и усидчивость…

— Для этого нужна только любовь к своему делу. Если не любишь, то не поможет никакая усидчивость.

Экслибрис, который Каневский сделал для своего коллеги Виктора Иванчихина / Фото: Олег Гончаренко

Когда газета – праздник

Выход институтской стенгазеты был в «Центр­гипроруде» событием. Подготовка к выпуску издания размером 1х4 м начиналась с любого предложения, которое обсуждалось группой промышленной эстетики, а также «некоторых допускаемых к теме интересных товарищей» (по выражению Гения Николаевича). Начальству в ней пощады не было.

«Каждая очередная газета позволяла создавать в коллективе здоровую атмосферу, – рассказывает Виктор Иванчихин. – Некоторых начальников она заставляла выстраивать с сотрудниками приличные трудовые отношения. Это негласно поощрял директор института ­Иосиф Шифрин, и это давало сотрудникам возможность выпускать эмоциональный пар».

Десятки лет Гений Николаевич сотрудничал и с белгородскими газетами – с «Белгородской правдой», «Ленинской сменой», районками. Для «Ленинской смены» он сделал логотип – два силуэта молодых людей, смотрящих в будущее. Публиковал карикатуры и праздничные иллюстрации.

«Когда он приехал в Белгород, городок был совсем маленький, художников наперечёт, каждый был на виду, так и попал в газеты», – поясняет Елена Гениевна.

Работая с самшитом (это твёрдое дерево, привезённое с Кавказа), он филигранно резал изображение в зеркальном его виде и проверял рисунок промежуточными оттисками на бумаге. Печатал он на самодельном прессе, сделанном из вертящейся сидушки табуретки и приваренной к ножкам толстой металлической пластины.