Как я рисовала Шурика и Лиду. В Белгороде появился новый мурал

Поднявшись на уровень четвёртого этажа вместе со стрит-артерами, я узнала технические подробности и получила ответ на главный вопрос комментаторов в интернете: кто придумывает и утверждает эскизы?

Погнали!

На часах 21:00. У общежития возле БелГУ трое: Егор и Дария Коноваленко и Максим Кобзев – показывают на фасад здания, жестикулируют и о чём‑то совещаются. Через некоторое время к ним пристраивается автовышка. Из окна общежития выбрасывают удлинитель, а на тротуаре напротив общежития ставят ноутбук и проектор. С него на дом проецируется фотография того, что завтра к вечеру станет Шуриком и Лидой. Сначала рисунок нечёткий, сосиска провалилась в окне общежития. Проектор настраивают. Немного подёргавшись, студенты – герои известной комедии Гайдая, зависшие над учебником, занимают свои места, а сосиска помещается под окном.

«Ну, погнали!»

Автовышка с людьми взлетает к четвёртому этажу. В ней – три художника из студии MadFamPaint и я: мне разрешили присоединиться к их команде, чтобы приложить руку к созданию мурала.

Егор, Дария и Максим – те самые ребята, которые нарисовали медсестру на стене медколледжа, Маяковского на одноимённой улице, дом с видом на речку на ул. Попова, девочку с яблоками в Бехтеевке. А всего в MadFamPaint шесть разноплановых художников.

Взяв в руки баллончики, ребята обводят контуры по проекции на стене. Моя задача – стоять возле проектора и изредка выкрикивать из темноты зазевавшимся на происходящее прохожим «Осторожно!». Стоит задеть проектор, и всё придётся настраивать заново. Поэтому осторожничаю и сама.

На стене какие‑то зелёные каляки. Прохожие останавливаются, спрашивают, что рисуют.

— Присмотритесь к проекции, это же Шурик и Лида, узнаёте?

— Да лааадно! А что, здорово придумали возле университета студентов нарисовать.

 Примерно через час на стене проявляется едва различимый в темноте эскиз, а я, жутко замерзшая, иду домой.

Смелость на высоте

Весь процесс рисования мурала занимает один день. Работа начинается утром, я прихожу, когда Шурик уже сидит за партой, рядом – призрачные очертания Лиды.

 – Не боишься? – спрашивает Даша перед подъёмом.

— А чего нужно бояться? – не совсем понимаю, про высоту она или про возможную порчу рисунка.

Высоту я люблю, рисовать – тоже, но до сегодняшнего дня моё творчество не заходило дальше мелких интерьерных вещиц.

— На сосиску? – спрашивает водитель автокрана.

— На Лиду, – отвечает Егор и, обращаясь ко мне, предупреждает: – Держись крепче, сейчас будет дёргать.

Как на колесе обозрения, мы медленно плывём над улицей и плавно зависаем на уровне четвёртого этажа.

— Как ты нас нежно поднял, Алексей, – смеются ребята в рацию водителю подъёмника.

— Чего нежно, обычно, – бурчит тот в ответ.

— Да коне-ечно, рассказывай, – с Алексеем они работали на всех своих объектах в этом году, и он гармонично вписался в их команду «четвёртым мушкетёром».

Умение думать

В коробках 64 баллончика краски, часть уже пусты. Тут же распылители разного размера. Я на стене вижу зелёные и коричневые линии, начертанные в случайном порядке, а художники – чёткие участки для разных цветов.

— Чем я могу посодействовать, не испортив рисунок? – спрашиваю у художников, понимая, насколько они доверяют мне, незнакомому человеку, разрешая участвовать в их творческом процессе.

— Найдётся работа, – отвечает Даша. – Сначала закатываем массу, потом прорисовываем детали и добавляем объём, ориентируясь на распечатанную картинку.

Волосы тёмные, из коробки выбирают коричневые и чёрные баллончики. Это специальные краски для граффити, закачанные под определённым давлением. Рисунок зависит от клапанов баллона: одни дают широкое распыление, другие – тоненькую линию.

Даша выдаёт мне баллончик с широким распылением:

«Чем ближе к стене, тем чётче линия, чем дальше – тем она более размыта. Красить лучше в одном направлении».

На этом инструктаж закончен. Неуверенной рукой я наношу первый мазок, за ним второй, третий и потом увлекаюсь. Главное – не выходить за границы причёски. Мы меняемся красками. Чтобы сделать плавный цветовой переход, достаточно наклонить баллончик, легко напылив один тон на другой.

Ветер отчаянно мешает, сдувая краску в другую сторону, но без него на этой сковородке было бы совсем худо: ребята однажды провели день на фасаде при +40º.

— Такой коричневой маловато, может, серым дать?

— Нет, она седая получится, давай вот этим светлым, потом сверху чёрным разбавим.

— Если накосячили, всегда можно исправить? – спрашиваю их.

— У красок хорошая пигментация, белый может перекрыть тёмный цвет, – говорит Егор.

Пшик-пши-пшик, внизу ходят люди и ездят машины, а мы увлечённо творим, хотя мне трудно понять, что получается. Отойти и посмотреть издали мешает ограниченное пространство автолюльки. Указательный палец чувствует напряжение.

«После первых покрасок рука до локтя болит», – говорит Егор.

Причёска готова. Даша переходит на лицо – его рисовать интереснее, но и сложнее. Должен получиться сложный переход от тёплого оранжевого до тёмно-бордового. Вблизи их нанесение схоже по технологии с рисованием картины по номерам, когда несочетаемые, казалось бы, куски в итоге складываются в общую законченную работу с переливами света и тени.

«Тут думать надо», – говорит Даша.

А я отступаю в сторонку: без номеров мне не справиться.

«Были бы номера, было бы значительно проще, – улыбается художница и, сверяясь с распечаткой, наносит бордовые полоски рядом со светло-розовым. – Всегда лучше делать немного ярче: краски хоть и стойкие, но со временем выцветают».

Я крашу шею и область ключицы, мне кажется, что Лида получается жёлтой. Даша аккуратно проходит сверху основного тона несколькими оттенками бежевого и белым, и подружка Шурика становится более естественной, а я готова красить ухо. Даша выделяет границы области, которую мне следует затонировать, и затем также придаёт тёмными красками лицу объём.

Терпение при согласовании проекта

Нельзя просто взять фасад и нарисовать на нём что захочешь. Все проекты проходят долгое обсуждение, согласование, редактирование и утверждение. Многие идеи так и остаются идеями.

«Очень хочется делать свои авторские эскизы, у нас много идей, но город к ним не готов, – говорит Егор. – Получается, хотим как в Лондоне, но делаем, как попросят».

Чиновники, утверждающие эскизы, – люди не всегда близкие к стрит-арту. В их понимании всё должно быть просто и понятно: на стене медколледжа – медсестра или раненый солдат, на улице Маяковского – Маяковский. Сейчас в разработке студии эскиз для дома на ул. Преображенской. Догадаться несложно – тема преображение города или Преображенского полка.

«Что‑то яркое и смелое, не связанное ни с чем, не пройдёт», – говорят ребята.

Под «ярким и смелым» они подразумевают, например, абстрактную картину в сиренево-оранжевых тонах, или женщину в поле с гусём в руках, лису в гамаке.

Оказалось, что нужно очень тонко подходить к зданию, на котором рисуешь. Например, напротив кинотеатра «Победа» не согласовали киноленту с кадрами из комедий Гайдая, потому что на первом этаже дома серьёзное находится ведомство. Так что каждый проект – это компромисс между авторским видением и видением горадминистрации.

Невостребованные эскизы MadFamPaint откладывает в копилку до лучших времён, понимая, что нужно наработать имя и опыт, за которым последует доверие и возможность диалога.

Не рисовать художнику нельзя, иначе он забывает технику, теряет мастерство, уверенность в себе. Между рисовать то, что заказывают, или не рисовать совсем многие выбирают третий вариант и уезжают в Москву и Питер, где уличное искусство более развито. Так произошло с художниками, с которыми Егор начинал больше пяти лет назад.

— Ну а Теслу на набережной можно назвать смелым, ярким решением?

— А в чём смелость? Рисунок на стене подстанции, потому и Тесла. Вот если бы его здесь нарисовали, это было бы смело.

Пока Даша выводит лицо, я думаю о том, что уличное искусство не должно воспитывать, морализировать, напоминать о вечном подвиге, о кровавых страницах истории… Оно должно делать так, чтобы людям хотелось гулять по своему району, по городу и не хотелось из него уезжать. Одинаково прекрасны довольная лиса в гамаке под крышей дома и медуза, застывшая на третьем этаже фасада дома в микрорайоне Новая Жизнь.

Отсутствие жалости к готовой работе

Первые работы Егора и Максима уже давно закрашены.

«Мой первый рисунок был на хозпостройке в школе, возле которой я жил. Директор и охранники разрешали рисовать, и там было несколько моих работ. Потом директор поменялся, всё закрасили и больше рисовать не разрешили. Одна из моих с 2012 года сохранилась возле рынка «Салют».

Там же когда‑то начинал и Егор.

«В граффити-движении есть понятие «баф» – перекрытие. И есть золотое правило: если ты бафишь, то делаешь лучше, – рассказывает он, – а поскольку я тогда только начинал и ничего ещё не умел, рисовал плохо. Поэтому мои работы перекрывали другие. Но вообще все рисунки – история временная, редко когда можно найти свои старые работы, даже если они на гаражах или в промзонах».

Художники говорят, что российская глубинка только открывает для себя понятие стрит-арта и граффити, ещё не все различают эти понятия.

— Мне запомнились граффити в Берлине, Париже, по России – Питер, Москва, где проходил фестиваль уличного искусства. На огромном 16-этажном доме во всю его высоту участники нарисовали селёдку. Это разрыв шаблонов! – говорит Даша. – Хочется, чтобы Белгород тоже достиг такого уровня.

— Как относитесь к закрашиванию?

— Это нормальная история, – философски отвечает художница. – Когда люди идут с банкой краски, они должны быть готовы к тому, что и работу закрасят через час или через месяц. Работу могут перекрыть в ходе капремонта, как это случилось с девочкой на качелях на доме на проспекте Хмельницкого. Новосибирская художница Марина Ягода нарисовала картину на военную тематику, и её тоже при капремонте закрыли. Весь интернет бурлил, но ведь работа же была сделана, она осталась в памяти людей, возможно, когда‑то её попросят повторить.

— А история с портретом Бродского в Санкт-Петербурге, который закрасил школьный завхоз? – спрашиваю у Егора.

 – Ну это свинство!

…К вечеру того же дня Шурик и Лида готовы, уставшая команда опускается на землю. Реакция горожан разная: восторженное «класс!», сдержанно-одобрительное «пусть будет вместо пустой стены», нейтральное «ну как‑то так», неприятное «лучше бы ничего не рисовали», откровенно злое «руки не из того места». Больше всего критиковали образ Лиды – художникам всё‑таки пришлось её подкорректировать.

Неправда, что художника обидеть может каждый. Как работник интеллектуального труда и теперь немного художник, могу сказать: тапками закидывают всех, но попадают лишь в того, кто это позволяет. Любой результат умственного труда – будь то картина, роман, песня, танец или статья в газете – не может нравиться всем и каждому. Поэтому критикуйте, обсуждайте, предлагайте свои идеи. Крики стихнут, а картина останется.

Фото: Павел Колядин