А ты ещё не глядела?
20 лет назад моя старшая сестра пришла домой в слезах. Она сходила в кино – чуть ли не впервые с распада Советского Союза. Сестра рыдала, и это было странно.
Вообще‑то в семье всегда считали, что уж кто-кто, а она у нас настоящий кремень. По‑другому и быть не могло: на дворе стояли те самые девяностые, которые чуть позже назовут лихими, и циничное молодое поколение (на них тоже потом повесят ярлычок: мол, «дети новой России» и всё такое) обладало устойчивым иммунитетом к слезливым историям, выработанным ещё на этапе просмотров двухсерийных индийских мелодрам.
Как бы то ни было, сестра оплакивала судьбу замёрзшего во льдах героя Ди Каприо – и с нею рыдал весь зал, будто дело было на похоронах Великого Кормчего. Какая‑то старушка даже участливо поинтересовалась у заплаканных людей на выходе из кинотеатра, не проходит ли там прощание с каким‑нибудь выдающимся деятелем. Нет, отвечала сестра, просто фильм хороший…
Далее события развивались стремительно. Американскую картину обсуждали подростки на скамейках (соцсетей в то время, к счастью, ещё не придумали) и пенсионеры в троллейбусах. На рынках обменивались репликами в стиле «А ты ещё не глядела?», а владельцы опустевших было кинотеатров воспряли духом: кажется, народ снова готов платить за важнейшее из искусств. Мамины подруги из набора заполонивших телеканалы латиноамериканских мыльных опер остановили выбор на конкретном аргентинском сериале: «Везде одно и то же, но здесь песню из «Титаника» в титрах крутят!»
Бойфренд сестры – небогатый студент белгородского вуза – раскошелился на покупку лицензионной (!) видеокассеты с фильмом, потратив на это дело месячную стипендию. Нежелание экономить объяснил просто: когда главная героиня удивлённо произносит гнусавым голосом Леонида Володарского фразу «Джек, по‑моему, я тону!», набившиеся в квартиру однокурсники ржут с пиратского перевода в голос – а надо плакать!
Он выплывет!
1 сентября сразу несколько знойных старшеклассниц пришли на День знаний в футболках и толстовках с изображением постера из фильма. Надо было видеть их лица, когда обнаружилось, что «ту самую палатку» на центральном рынке, где продавали турецкие шмотки с «Титаником», посещали не только они. Впрочем, вскоре все обиды были забыты: обладательницы однотипных гардеробов на переменке делили плакат с красавчиком Ди Каприо, вырванный из почти эротического (и потому культового для своего времени) подросткового журнала COOL.
Параллельно с триумфальным шествием «Титаника» по стране в этой самой стране шла обычная для 1990-х жизнь: отставки правительств и политические скандалы, дефолты и обвалы рынков, контртеррористические операции на Кавказе и многомесячные невыплаты зарплат. А кинотеатры и видеомагнитофоны показывали красивую сказку про два любящих сердца (одно – из первого класса, другое – из третьего) на фоне грандиозного крушения лайнера в водах Атлантики.
И эта сказка, изобилующая типичными голливудскими штампами, избитыми драматическими коллизиями и вымученными диалогами, словно переносила отечественного зрителя из «общего трюма» для пассажиров третьего класса тонущего корабля «Россия» в каюты первого класса, куда по воле случая (вот она – американская мечта!) может попасть и простой человек вроде художника Джека.
И взрослые, умудрённые опытом люди будто вновь переносились в детство, вспоминая совсем другой фильм, снятый в другую эпоху и в другой стране. В том фильме про легендарного красного командира тоже были и надрыв, и драма, и гибель главного героя в холодных водах. Но и в случае с реально существовавшим Чапаевым, и в ситуации с вымышленным Джеком зритель до последнего верил: он выплывет! Не может не выплыть!
Может быть, именно в этом ощущении сказки в несказочные времена – главная ценность голливудской драмы.
Наталья Почернина, начальник отдела по связям с общественностью БГАДТ им. М. С. Щепкина:
«Первый раз я смотрела «Титаник» на специальном показе для прессы и культурной общественности. И всё мне тогда было не так и не эдак: и сюжет банальный, и характеры предсказуемые, и стилистика китчевая, и финалов несколько…
Мой провинциальный снобизм улетучился, когда я пошла смотреть фильм с сыном-подростком – кинозал был заполнен девочками от десяти лет и старше. После киносеанса они стайками разбредались по улицам, всхлипывая, вытирали слёзы и распевали My Heart Will Go On. И, надо сказать, эта атмосфера искреннего, детского сопереживания меня захватила эмоционально!
Я стала анализировать: а что же меня зацепило, помимо красивой кинокартинки и трогательной love story? И поняла, что мне интереснее всего было следить за развитием образа Роуз, за историей её жизни, рассказанной ею же. Джек промелькнул в её жизни стремительно, как комета, но открыл девушке саму себя, научил слышать своё сердце, поступать так, как велит оно, а не общественные каноны, жить, любить и верить – вопреки и несмотря ни на что. Словом, быть свободной.
Наверное, именно внятно сформулированная идея, художественно выраженная в большом голливудском стиле, ставит «Титаник» в ряд великих фильмов американского кинематографа. Это картина про людей и для людей – то, чего, как мне кажется, отчаянно не хватает сегодняшнему кино».
Виктор Василенко, журналист, кинокритик:
«Я хорошо помню премьерные показы «Титаника» в Белгороде. К сожалению, в первые дни премьеры из‑за несовершенства звуковой аппаратуры зрители не имели возможности насладиться стереозвуком, а к тому моменту, когда эта аппаратура в кинотеатрах появилась, копия фильма была настолько затёртой, что 3D-звук шёл с посторонними шумами. Но даже в тех условиях, которыми располагали местные кинотеатры, зрелище было изумительное.
Для меня чрезвычайно важными показались те эпизоды фильма, где зрителю показывают классовую сегрегацию на корабле. Безусловно, режиссёр Джеймс Кэмерон попытался показать несправедливое устройство американского общества, но в силу высокой зрелищности картины и чувства сопричастности событиям на экране этот режиссёрский посыл затерялся и вряд ли дошёл до массового зрителя».