Артур Квик, глава местной цыганской диаспоры:
«Наше общество пока ещё нельзя назвать толерантным. Однако в целом в Белгородской области отношение к цыганам спокойное, потому что здесь они не запятнали себя криминалом или наркотиками.
В Белгородском региональном обществе цыган мы занимаемся защитой прав нашего народа. Я являюсь медиатором международного класса, могу решать правовые вопросы. У нас развита судебная система, даже проходят международные суды по Интернету. Нет тюрем, но есть система наказаний. Хотя вообще суд хочет не наказать, а примирить стороны.
Самая строгая мера – это стать магардо, то есть быть отлучённым от цыган. Человек не имеет права общаться даже с родными, сидеть со всеми за столом и так далее. Это очень тяжёлая участь. Убийство – страшный грех, отсидевшего за это просто исключают из социума, это нельзя искупить. Наркоторговля осуждается остальными цыганами, эти люди живут своим сообществом, обособленно.
Ущерб от цыган не велик, он частный, не общий. Если, допустим, цыганка приходит в квартиру, облапошивает бабушку и забирает её накопления – это, конечно, плохо. А хитрости на улице… Много ли люди носят с собой в карманах?
Человек, который обращается к уличной цыганке, как правило, праздный, не верит ни в кого. Если у тебя проблемы – поговори с близкими, с психологом, сходи в церковь, но зачем говорить об этом с цыганкой на улице? Такая оплеуха и должна отрезвить малой ценой.
В России 99 % цыган оседлые: закон о бродяжничестве больше полувека назад прекратил кочевье в стране. В области есть французские, крымские, украинские цыгане – всего восемь больших этнических групп. Люди спокойно живут плечом к плечу в Беломестном, на Болховце, в Волоконовке и прекрасно ладят. Я живу в Белгороде и происхожу из рода ловари – это, пожалуй, наиболее адаптированная к городским нормам каста. Среди нас много бизнесменов, артистов, общественных деятелей.
Наименее адаптированы кэлдэрары, или котляры. Они веками не изменяют своим принципам. Живут большими общинами, в семьях много детей, женятся рано – лет в 14. Женщины носят этническую одежду, часто зарабатывают гаданием или занимаются хозяйством. Мужчины, как правило, не сидят дома, очень трудолюбивы. В советское время славились как мастера ручной работы, кузнецы, лудильщики, сейчас работают в основном на сельскохозяйственных или сезонных работах. Они живут вне государства, у них часто нет никаких документов, а значит, люди не получают медпомощь, дети не посещают школы, женщины рожают дома.
У нас сильна кастовая система. Невозможно перейти из одной группы в другую. Всего среди цыган около 80 народностей, они сильно отличаются. У каждой свой язык. При этом нет собственной письменности, обычно используется алфавит страны проживания. На протяжении многовековой истории цыгане только устно передают все уставы, законы, мифологию. В результате эти вещи сохраняются неизменными и одинаковы на всех территориях проживания. Цыгане очень религиозны, но у них нет собственной религии, они пользуются той, которая распространена в стране.
Есть понятие гажо – нецыгане. Взаимопонимание между гажо и цыганами слабое, каждый по отношению друг к другу в плену шаблонов и стереотипов. А ведь отношение к другим, непохожим на себя – это лакмусовая бумажка состояния общества.
У цыган казённый человек вызывает, как правило, боязнь. Форма и власть их парализуют, поэтому этническим цыганам очень сложно выбираться из своего микромира, идти получать документы. Часто цыгане оказываются крайними: если что‑то случилось – долго не разбираются, всё вешают на них. Но даже те, кто имеет паспорт, часто не получают никакой поддержки от государства, например многодетные семьи.
Часть цыган влилась в социум и живёт по его нормам. Их не видно, остальные люди иногда и не догадываются, что это цыгане. А на виду в основном те, кто держится традиционных норм своего народа. Таких цыган значительно больше, чем тех, кто ассимилировался».
Рада Тущенко:
«Я коренная белгородка по маминой линии. Прабабушка из Уразово, дедушка из Хотмыжа, у них было своё подворье. Мой прапрадедушка был зажиточный цыган, поставлял лошадей на царский двор, а дедушка занимался мясом, у них было большое хозяйство. Папин род идёт с Украины, они тоже из зажиточных цыган. У нас там много родственников, до войны мы часто виделись, а сейчас только по скайпу в основном общаемся.
Наши предки воевали на фронте. Кто‑то погиб, разминируя мост в Ленинграде, кто‑то был расстрелян фашистами, кто‑то вернулся героем, сбив самолёт. Все они защищали свою родину.
Я работала всю жизнь. Закончила колледж по специальности «торговое дело», сначала работала в универсаме, параллельно вязала пуховые платки и продавала их. В 1990-е работала на рынке, и это было очень суровое время для всех людей. До сих пор удивляюсь: как мы выжили тогда? Ездила за одеждой в Москву, всё на себе таскала и в жару, и в мороз. Рэкетиры приходили, были там даже ребята из моего двора, и было страшно очень, но ничего им не отдавала. Надо было выживать, детей кормить.
В своей квартире я живу 36 лет. Папа работал в строительстве, получил её от государства. С соседями дружим, ключи оставляем друг другу, если уезжаем куда‑то, в гости ходим. Я и школу тут закончила, и всегда всё было хорошо.
Нелюбовь к цыганам проснулась в 1990-е. Сейчас, прожив здесь всю жизнь и честно работая, сталкиваюсь с постоянным унижением. Ко мне подходит полиция, проверяет документы, хотя я не обязана носить с собой паспорт. В отделение забирали не раз для проверки каких‑то ориентировок. Устала: обидно и оскорбительно.
Не говорю, что мы святые – в каждой нации есть плохая овца. В Белгороде, как и в России в целом, много разных национальностей, и люди живут спокойно, но, когда я иду по улице – из всей толпы выхватят меня, цыганку. Сейчас ещё много мигрантов из Азии, и многих принимают за цыган – всех в кучу валят.
У нас не принято разъезжаться, семьи обычно большие. Мой сын занимается ремонтом автомобилей, живёт с женой и сыном вместе со мной. Невестка Наташа из Донецка. Они общались полгода по скайпу, после чего мы поехали и «украли» её по нашей традиции. Конечно, сейчас это всё по договорённости и с согласия невесты, но формально ритуал соблюдается.
Мы хотим отдать внука в садик, чтобы общался, социализировался. Конечно, если там начнётся «Смотрите, цыганёнок пришёл», придётся забрать. Это проблема – на национальности акцентируют внимание везде. Моя дочь закончила девять классов, ей было очень тяжело в школе, и никакие разговоры с учителями не помогали. Так же сложно ей сейчас устроиться на работу. Она вынуждена скрывать свою национальность, говорит что армянка, иначе просто прекращают разговор. Работала в кафе долго, но, как узнали, что цыганка, уволили.
Для меня это самая большая боль – прожить всю жизнь с русскими и другими народами на одной земле, вместе трудиться, защищать родину, дружить и видеть потом такую сильную неприязнь из‑за цвета кожи и черт лица».
Лаура Романовская, ассистент председателя Белгородского регионального общества цыган:
«У цыган царит патриархат, и женщине отводится традиционная роль: семья, воспитание детей в рамках культуры, забота о муже. При этом совершенно удивительно, что руководитель федеральной национально-культурной автономии цыган – женщина, Надежда Деметр.
У женщин много ограничений: сначала принадлежит отцу, потом мужу и, наверное, никогда себе. 14–16 лет у многих – время для замужества. Если цыганка в 18 не замужем, она переживает то состояние, которое одолевает европейских женщин примерно лет в 30. Самое главное для невесты – сохранить невинность до свадьбы. Разводы возможны, но это огромная редкость. Женщина должна всё терпеть и слушаться.
Этнические цыгане с традиционным укладом женятся только на своих. При этом моя сестра вышла замуж за армянина, я за русского. Обвенчаться для цыган несравнимо важнее, чем сходить в загс.
У меня не совсем традиционная семья с точки зрения нации, а я, наверное, не совсем типичная цыганка. Мы сервы – это род украинского происхождения. Мои родители работали на заводе «Энергомаш», и должна сказать, что в советское время они не испытывали никаких проблем во взаимодействии с русскими, они были гораздо лучше адаптированы.
Я училась на эстрадно-джазовом отделении в колледже культуры, затем на режиссуре, работала в организации городских мероприятий. Цыгане очень музыкальны, это что‑то врождённое. Очень люблю наши романсы и мечтаю создать коллектив. Мы трепетно относимся к своей культуре, в каждой семье есть музыкальные инструменты, все любят и умеют петь.
Мы, даже будучи полностью социализированными, сталкиваемся с огромной ксенофобией. Мой сын метис, учится в обычной школе. Там висело объявление, где предупреждали: опасайтесь незнакомцев на улицах и цыган. Каково это для моего ребёнка?
Русские дети более современные, они гораздо раньше узнают многие вещи, которые наши дети открывают позже, в том числе и вопросы отношений между полами. Из‑за этого многие родители не хотят отдавать детей в школу, переживая о том, что они нахватаются чего‑то неправильного. В советское время были даже специальные школы для цыган, но это тоже не считаю правильным, изоляция только вредит. Это сложный вопрос, потому что ребёнку без образования невозможно влиться в общество, нормально работать. Когда цыган достигает не то что высот, а хотя бы среднего уровня образования, это всегда вопреки.
В каждой нации есть плохие и хорошие люди, это вообще не зависит от цвета кожи или разреза глаз. И нельзя по одному человеку судить обо всех. Если говорить о преступлениях, то количество цыган и русских в тюрьмах пропорционально их соотношению на свободе. А проблема в том, что СМИ всегда подчёркивают национальную принадлежность преступника. Акцентируя внимание на том, какой человек нации, вызывают неприязнь ко всему народу в целом.
У цыганского народа, как у евреев когда‑то, нет своей земли, страны, родины, хотя они могут быть привязаны к стране и искренне любить и уважать её. Если бы была возможность пустить корни и обосноваться на своей земле по своим правилам – мне кажется, цыгане бы это выбрали. Кто‑то говорит, это отсутствие корней, земли – это наш личный выбор. Но я вижу, что это трагедия народа».