Пару раз в год средства массовой информации находят в области забытого ветерана Великой Отечественной. Как правило, ветеран живёт на забытом Богом и людьми хуторе. В покосившейся избушке, продуваемой ветрами. С прогнившей крышей. Оставленный один на один со своим проблемами, болячками и – одиночеством.
Обязательным фоном для такой картины является равнодушие чиновников. Чиновники сочиняют отписки. Отправляют бесчисленные комиссии, которые после осмотра жилищных условий не находят оснований для принятия мер. В крайнем случае предлагают дедушке переехать в дом престарелых, чтобы там его окружили теплом и заботой.
По законам жанра за описанием ветеранских невзгод и государственного безразличия следуют авторские сентенции. Иногда это просто сетования на жестокость нашего времени, иногда – пламенный памфлет. В результате газетный читатель яростно отбрасывает газету со словами «Вот сволочи!», телезритель громко (и не всегда цензурно) комментирует представленную на экране ситуацию, а обитатели Интернета тиражируют историю в соцсетях, собирая многие тысячи «лайков».
Чаще всего такое вмешательство СМИ даёт плоды. Местные власти, не дожидаясь пинка сверху, находят способ обеспечить ветерана реальной (а не показной) заботой, прикрепляют к нему хорошего соцработника и выделяют на ремонт его жилища средства из местного бюджета.
То, что в зоне внимания СМИ оказываются чиновники, которые по долгу службы обязаны помогать людям, проливавшим кровь за наше Отечество, конечно, хорошо. Плохо другое: в кадре почти никогда нет – кого бы, вы думали? – родственников.
Несколько лет назад в селе, где проживают мои родители, умер дедушка – участник Сталинградской битвы. Горе съехавшихся родственников не передать словами: слёзы, рыдания, крики «как же мы теперь без него». Я несколько раз бывал в этом доме. Хороший, добротный дом. Окна пластиковые. Мебель современная. Телевизор с большим плоским экраном. Тепло, чисто, уютно.
А к дому – пристройка. Деревянная, плохо отапливаемая веранда с рассохшимися окнами. Зимой здесь от силы градусов 16. Железная кровать с пружиной – ну, вы знаете, какие в наших деревнях с советских времён кровати. Грязный пол: «Вы тут только не разувайтесь», – говорит мне ветеранская внучка. Под двумя грязными ватными одеялами без всякого намёка на пододеяльник («Какое ещё постельное бельё – он же под себя ходит!») лежит парализованный участник битвы за Сталинград.
У ветерана была очень достойная пенсия от государства. На эту пенсию жили его дети. Внучка. Даже правнук седьмого числа, в день прихода почтальонши с пенсией, из города в гости приезжал – выклянчить пару тысяч на гаджеты.
А потом ветеран умер. И пенсии не стало. И это «как же мы теперь без него» звучало очень искренне. Но – двусмысленно.
Или вот вам пример из Прохоровского района. Там была история несколько лет назад. Ветеран живёт в ужасных условиях – чуть ли не в бараке. Вокруг него вьётся человек с камерой федерального канала. Вокруг камеры вьётся сын ветерана. Здоровый такой двухметровый мужик. Специально из Сибири приехал, чтобы отца телевизионщикам показать:
«Вот тут снимите – видите, дверь на честном слове держится! И здесь дыра в крыше. И скажите по телевизору, чтобы власти ему новый дом дали обязательно».
А ведь на ту пенсию, которую получал ветеран, он мог бы до конца своих дней жить не в казенном доме престарелых – снимать тёплую квартиру в райцентре, ежедневно принимать соцработника или даже сиделку нанять. Но пенсия нужна сыну. И дом нужен. Новый желательно.
Или совсем свежий пример. Живёт дедушка в глуши с полным набором вышеперечисленных проблем. Есть сыновья. Толковые, умные мужики. Оба – блестящие памфлетисты: один даже был главредом издания, в котором рассказывал хорошим людям про плохую власть. Отца не забывают: пишут о его бедах в блогах, привлекают внимание федеральных СМИ. Они же оба знают, как у нас с советских времён заведено: газета выступила – меры приняты.
Это хорошо, что чиновники принимают меры. Но мне бы очень хотелось, чтобы честные журналисты, талантливо описывающие беды забытых соотечественниками ветеранов, иногда заглядывали в глаза их детям и внукам. Есть ли в них, этих глазах, что‑то, кроме желания ещё раз поживиться за счёт близкого человека – того, который горел в танке, переплывал ледяные реки, давил вшей в окопах и проливал кровь ради того, чтобы его дети – и мы с тобой, читатель, тоже! – просто появились на этом свете?
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции